— Я — художник. И вашим наставником стал потому, что меня призвал Светлый князь Дитер и обрек этим долгом… Мне довольно часто приходится… отпускать свои чувства. Ибо творчество без чувств немыслимо. И в этом одна из моих слабостей. Нет, вряд ли Лукавый, воспользовавшись ею, сумеет захватить мою душу и оскопить ее, но вот подтолкнуть меня к ошибке возможно…

— То есть… — недоуменно начала Лигда.

— Закончим пока на этом, дети, — мягко прервал ее Марат. — Вы еще не готовы обсуждать дальше. Обдумайте все, обратитесь к своей душе, попробуйте себя в чувствах теперь, после того, что вы узнали. Тогда и продолжим разговор.

А потом они внезапно обнаружили, что пролетел еще год.

В тот день Учитель поднял их довольно поздно. Вернее, все они проснулись сами и лежали, наслаждаясь удивительной возможностью проснуться не по команде, да еще и поваляться в постели, наблюдая, как по высветившемуся на стене яркому солнечному прямоугольнику бегают тени от ветвей. А затем в коридоре послышался голос Учителя. И все они привычно вскочили из кроватей…

После завтрака он повел их в Храм. Войдя внутрь, они с удивлением обнаружили, что в Храме довольно много людей. Нет, на заутрене и вечерне, а также литургиях по праздникам и всенощной народу собиралось еще больше. Но в обычные часы Храм, как правило, пустовал. Витязь, не обращая внимания на остальных, подвел их к алтарю и велел опуститься на левое колено. У Ирайра екнуло сердце, да и все остальные, судя по всему, тоже слегка напряглись. Что-то должно было произойти, что-то важное…

— Дети мои, — голос наставника гулко разнесся под сводами Храма, — исполнился ровно год с того самого дня, как вы вступили на Путь Воина. И я привел вас сюда, чтобы здесь, перед моими братьями, заявить, что вы были достойны этого Пути.

Ирайр оглянулся назад. Все присутствующие в Храме выстроились в шеренгу прямо за их спинами и торжественно внимали их Учителю.

— И потому сегодня я заявляю, что вы готовы принести клятву Воина, клятву служить и защищать, и тем принять на себя бремя держателей, катехонов этого мира. И потому я спрашиваю вас, хотите ли вы принести это клятву?

И в гулкой тишине, которая повисла в Храме после того, как Учитель произнес последнее слово, четыре раза громко и четко прозвучало:

— Да.

2

— Привет, Танта!

Девочка настороженно обернулась, но в следующее мгновение в ее глазах вспыхнули счастливые искорки, и она бросилась к обратившемуся к ней на шею, с радостным криком:

— Пэрис, ты вернулся!

Он подхватил ее под мышки и закружил.

— Да, как видишь! Я же обещал. Как твои дела?

Личико девочки слегка помрачнело.

— Нормально. Учусь отлично. У мамы тоже все хорошо, работает.

Пэрис кивнул, хотя и не до конца поверил. Очень похоже, что не все в ее жизни было нормально. Об этом говорил и изначально настороженный взгляд, и вот эта тень на лице. Но он пока решил не спрашивать. Обычный человек живет под грузом комплексов, и Танте могло казаться, что она должна сама справиться с этим. Причем, вполне возможно, так оно и было, ибо Господь всегда посылает нам испытание по нашим силам, но, может это было не ее, а их испытание. В любом случае сначала следовало узнать, что это за испытание, что можно было сделать тысячами различных способов, не мучая при этом девочку неприятными вопросами.

— А ты надолго?

— На месяц.

— Вот здорово!

Они шли по улице, взявшись за руки, и Танту явно переполнял восторг… до момента, пока они не свернули в переулок, ведущий к ее дому. Пэрис почувствовал, как рука девочки напряглась, и повел глазами, выискивая причину этого. Причина обнаружилась довольно быстро. У входа в ее двор был припаркован роскошный аэрол, а сразу за ним еще один, массивный, с рублеными формами, способный вместить не меньше полудюжины вооруженных охранников. Дверцы первого были распахнуты настежь, и сквозь проемы можно было разглядеть внутри троих парней, возрастом где-то между семнадцатью и двадцатью пятью, развалившихся на мягких подушках. Голомультисистема аэрола была включена на максимум, и окрестности буквально вздрагивали от мощных басов, бьющих, похоже не только по ушам, но и по деревьям, стенам домов и мачтам освещения. Второй был тих и безмолвен. Но от него гораздо больше веяло угрозой, чем от первого.

Когда они подошли поближе, из двери высунулась молодая, но уже несколько одутловатая рожа и, не прекращая работать челюстями, привычно разминая кусочек ароматизированной резины, чуть опустила стильные черные очки и окинула Пэриса презрительным взглядом, а потом повернулась и что-то сказала сидевшим в салоне. Раздался громкий наглый смех, от которого Танта едва заметно вздрогнула. Пэрис усмехнулся. Он был прав, все выяснилось и без расспросов.

Мать Танты была дома. Она по-прежнему работала танцовщицей и потому только собиралась на работу. Она очень обрадовалась Пэрису и усадила его за стол вместе с Тантой, не слушая никаких возражений. Обед у них был скромным, но вполне вкусным — курица с вареной брокколи и свежие овощи. Потом Танта убежала готовить уроки, поскольку Пэрис пообещал ей, что вечером они пойдут гулять. А сам Пэрис напросился проводить мать Танты до работы.

— Ну как у вас дела? — спросил он, когда они уже вышли из дома.

— Да, в общем, все нормально. Спасибо вам.

— На работе никаких осложнений?

— Сейчас нет.

— А были?

Мать Танты замялась, но все же решила рассказать.

— Да, была пара клиентов, настолько влиятельных, что хозяин клуба не решался давить на них слишком сильно.

— И поэтому давил на вас, — понимающе кивнул Пэрис, — с предложением быть попокладистей и не ломаться.

— Что-то вроде того, — рассмеялась мать Танты, — но в моей профессии это обычное дело. Просто я такая… необычная. Мне очень нравится танцевать, и я знаю, что делаю это хорошо. А с остальным у меня проблемы.

— Я знаю.

— Откуда? — удивилась мать Танты.

— Я увидел это по Танте, — пояснил Пэрис, — если бы вы не были такой… необычной, то и она была бы другой.

— А вы внимательны, Пэрис, — помолчав сказала танцовщица.

Пэрис молча кивнул — зачем отрицать очевидное? Хотя этой его внимательности всего пара лет от роду. А раньше ему даже в голову не приходило обращать внимание на что-то, что выходило за пределы его, как он теперь понимал, крошечного круга интересов. Впрочем, за эти два года он научился гораздо большему, чем просто внимательности. Например, сейчас ему не потребовалось бы никакой помощи преподобного, чтобы буквально посекундно восстановить тот злополучный вечер у себя в пентхаусе. И он твердо знал, что все освоенные им умения пока еще только начало…

— И что же с клиентами?