– Р-р-равняйсь!…
Бурный ответный трепет всколыхнул теснящиеся ряды зрителей. Поднимаются на носки, пролезают вперед, чтобы только увидеть солдат Русской освободительной армии.
Странно было видеть этих людей, которые всего два с небольшим года назад считали Сталина своим отцом, а Красную Армию – своей защитницей, восторженно встречающих новую силу, пусть и непонятную для них, пусть и прикрывающуюся пока колпаком сил вермахта. Дореволюционный трехцветный российский флаг теперь уже не воспринимался многими из них как нечто экстраординарное, а скорее как один из вариантов советской атрибутики.
Впрочем, разумеется, большинство в этой толпе было все же любопытствующих, желающих поразмышлять на тему: чем все это закончится. К Власову и власовцам население Пскова относилось, в общем, отрицательно, но случай в Стремутке, небольшом местечке в окрестностях Пскова, произошедший 2 июня, несколько смягчил эту неприязнь.
А произошло там следующее. 2 июня в час ночи на железнодорожной станции Стремутка раздался страшный взрыв, настолько мощный, что его даже почувствовали все жители Пскова, несмотря на 15-километровое расстояние. Многим почудилось, что кто-то ломится в дверь. Подбегая к двери, хозяева спросонья спрашивали: «Кто там?» Поскольку никто не отзывался, некоторые, в чем были, выскакивали на улицу. Стояла белая ночь, и над Завеличьем висело грибоподобное облако. На следующий день все узнали, что на станции Стремутка взорвался транспорт с амуницией и взрывом были разрушены многие дома в деревне, а расквартированный там батальон РОА поспешил на помощь жителям.
Товарный поезд, груженный амуницией, шел на Ленинградский фронт. Партизаны на какой-то станции ухитрились всыпать песок во втулки колес двух последних вагонов, отчего вагоны загорелись. Когда поезд проходил мимо деревни, кто-то из жителей показал машинисту, что у него происходит, а тот, зная, что везет, остановил поезд, отцепил паровоз с двумя вагонами и умчался в Псков, оставив свои остальные вагоны догорать у самой деревни. А в вагонах были не только снаряды, мины и патроны, но и фосфор. Полковник Кромиади, быстро оценив ситуацию, распустил людей, чтобы те могли оказать помощь, где можно. Власовцы работали до утра и спасли всех, за исключением одной женщины, которая была насмерть задавлена рельсой. Батальон РОА в течение первых трех-четырех дней подкармливал погорельцев, пока те не устроились в окрестных деревнях. Раненым же и контуженым оказывал помощь батальонный врач Евгений Разумовский со своими помощниками.
Принимающие парад немецкие и русские офицеры обошли ряды солдат и поднялись на трибуну. Председатель германского учреждения тут же заговорил через переводчика:
– Русские крестьяне и крестьянки! Вы собрались сегодня сюда затем, чтобы выслушать новую радостную для вас весть – декларацию о введении личной собственности на землю!
Мощный рупор разносил далеко по площади почти каждое слово.
– Германское правительство не обещает вам молочных рек, кисельных берегов, требует лишь честного отношения к труду и делает все возможное, чтобы трудящимся жилось хорошо. Да здравствует свободный русский крестьянин!
Могучее «ура!» по команде офицеров гремит в рядах русских солдат и перекатывается в толпу. Оркестр заиграл туш.
Командир 1-го гвардейского батальона РОА, сформированной в мае 1943 года в том самом местечке Стремутка под Псковом, полковник Сергей Иванов скомандовал марш. Начальником штаба батальона был полковник Кромиади, а помощником комбата – Иван Сахаров. Все трое – эмигранты, что было исключением из общего правила формирования Русской освободительной армии. Батальонным священником, тоже исключительный случай, был архимандрит Гермоген (Кивачук), эмигрант, принадлежавший к Русской православной церкви за границей. На нашивках РОА находился не бело-сине-красный флажок, а Андреевский крест.
Начался военный парад, посвященный второй годовщине вторжения гитлеровцев на территорию Советского Союза. Таврин стоял рядом с трибуной, и его также захватил этот всеобщий радостный порыв, радостное возбуждение, которое всегда бывает у людей при виде торжественного шествия военных.
Впереди колонны шел с трехцветным знаменем в руках капитан Григорий Ламсдорф, также из эмигрантов, с двумя ассистентами-автоматчиками. Надо сказать, что многие, пришедшие посмотреть на парад, в это время даже захлопали в ладоши. И тут впервые на всю площадь из прикрепленных к столбам радиотарелок зазвучал гимн Русской освободительной армии:
Мы идем широкими полями
На восходе утренних лучей.
Мы идем на бой с большевиками
За свободу Родины своей.
Марш, вперед, сплоченными рядами
В бой за Родину, за наш народ!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берет!
Мы идем вдоль тлеющих пожарищ
В годы тяжких бедствий и войны,
Приходи и ты к нам в полк, товарищ,
Если любишь Родину, как мы.
Марш, вперед, сплоченными рядами
В бой за Родину, за наш народ!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берет!
Мы идем, нам дальний путь не страшен,
Не страшна суровая война.
Твердо верим мы в победу нашу
И твою, любимая страна.
Марш, вперед, сплоченными рядами
В бой за Родину, за наш народ!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берет!
Мы идем, над нами флаг трехцветный,
Льется песня по родным полям.
Наш напев подхватывают ветры
И несут к московским куполам.
Марш, вперед, железными рядами,
В бой за Родину, за наш народ!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берет!
Только вера двигает горами,
Только смелость города берет!
И когда, уходя с площади, колонна русских солдат на ходу молниеносно берет штыки на изготовку, все тот же седой старик восхищенно притопывает ногой:
– Ай, молодцы! Вот они, наши русские-то: вместе с немцами всего добьются.
И тут он не выдержал. Выскочил из толпы, стоявшей на тротуаре, подбежал к Ламсдорфу, обнял его, как родного сына, расцеловал, а затем, со слезами на глазах опустившись на колени, припал губами к шелковому знамени.
– Наконец я снова вижу наш родной русский флаг! – воскликнул он. – Я уже думал, что не доживу до такого счастливого дня!
Торжественный парад закончился, начался народный праздник. На площадь въехал фургон, нагруженный доверху булками, мороженым. Выступил ансамбль песни и пляски, хор…
Ансамбль песни и пляски вообще стал своеобразным символом военного Пскова.
Еще в марте 1943 года из лагеря советских военнопленных выбрали довольно значительную группу музыкантов, певцов, танцоров, художников. Из этих лиц был организован музыкально-хоровой ансамбль, который в дальнейшем получил название «Ансамбль добровольцев». Благодаря тому что руководителями оказались опытные специалисты, ансамбль в короткое время вырос в хороший художественный коллектив, положивший в основу своего репертуара русские песни, которые исполнял с большим мастерством. Затем и песни РОА заняли достойное место в репертуаре ансамбля. Его участники настойчиво работали над повышением своего мастерства, и, как следствие этого, каждая новая программа ансамбля была значительным шагом вперед. Первое же выступление ансамбля имело огромный успех у псковичей. Все последующие выступления, как в Пскове, так и в других населенных пунктах, были не менее успешны. Независимо от того, что репертуар был довольно-таки аполитичен, ансамбль самим фактом своего существования принес немало пользы Русскому освободительному движению. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что за время существования ансамбля минимум четверть его участников перебежала к партизанам. После освобождения Пскова от оккупации музыканты ушли вместе с немцами и некоторое время обслуживали лагеря русских рабочих в Прибалтике. Ансамбль распался, лишь когда советские войска освободили Прибалтику. Одна часть его участников вошла затем в состав ансамбля песни и пляски при школе пропагандистов в германском Дабендорфе.