– В камеру их! Мотоцикл обыскать. А я срочно связываюсь со Смоленском. Кажется, мы поймали тех самых птичек.
Ветров уже знал, что где-то неподалеку в поисках этих самых диверсантов рыщет смершевская опергруппа, значит, приедут довольно быстро.
Милиционеры обыскивали мотоцикл. Улов их, жителей небольшого провинциального села, буквально ошарашил: в коляске обнаружили три чемодана. Превозмогая страх – мало ли что в этих чемоданах – старшина Лебедев непослушными руками открыл чемоданы. Кроме личных вещей, принадлежащих майору, там лежали семь пистолетов, портативная рация, панцеркнакке и кожаное пальто к нему, магнитная мина с приспособлением для дистанционного взрыва, более сотни разных штампов, чистые бланки документов. Они даже присвистнули.
– Давай, Шендрик, все аккуратно перечисли и запротоколируй, – приказал Лебедев.
Тем временем Ветров дозвонился до Гжатска своему непосредственному начальнику капитану Иванову.
– Товарищ капитан! Докладывает старший лейтенант Ветров из Карманова. Мною задержаны предположительно разыскиваемые диверсанты. Двое, мужчина и женщина. У мужчины удостоверение майора Смерша 39-й армии и предписание срочно явиться в Москву. Прошу выяснить, так ли это, и дать указание о дальнейших моих действиях.
– Понял тебя, Ветров. Жди!
Капитан Иванов дозвонился до Москвы в Главное управление КРО СМЕРШ. Из Москвы ответили, что никакой Таврин в Главное управление не вызывался и вообще таковой на работе в КРО СМЕРШ 39-й армии не значится…
Оставалось дождаться оперативной группы.
Спустя два часа в Карманово прибыли начальник Смоленского управления НКВД полковник Стальнов и подполковник СМЕРШа Смирнов. Они сидели в кабинете у Ветрова, который уступил свой стол Стальнову, а сам вместе со Смирновым устроился напротив на стульях.
Ветров закончил свой доклад о задержании диверсантов и ожидал слов поощрения от прибывших гостей. Впрочем, благодарность не заставила себя ждать.
– Ну, молодцы! – Стальнов был очень доволен. – А что показал обыск?
– Обыскали мы мотоцикл, а там чего только нет. Три чемодана с документами и вещами, радиостанция, сто шестнадцать мастичных печатей, семь пистолетов, два охотничьих ружья центрального боя, пять гранат, одна мина… Товарищ полковник, – Ветров замялся, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, чего, говори.
– Я тут… взял грех на душу… Разрешите один пистолет и сотню патронов к нему оставить себе.
Стальнов переглянулся со Смирновым. Последний не часто пребывал в таком благодушном состоянии, как сегодня, потому и позволил себе снисходительно махнуть рукой и улыбнуться.
– Я ничего не видел и не слышал.
– Я тоже, – засмеялся Стальнов. – Слышишь, Ветров?
– Так точно, слышу, – облегченно выдохнул старший лейтенант. – Разрешите привести задержанных?
– Веди! – кивнул Стальнов.
Ветров вышел за арестованными.
– Да тут все ясно, – уверенно произнес Смирнов. – Это как раз те, кого мы ищем. Я связался со штабом 1-го Прибалтийского и установил, что в списках 39-й армии никакой Таврин не значится.
– Да и я не сомневаюсь, что это диверсанты. Но допросить их нужно.
Старшина Лебедев постучался и ввел в кабинет Таврина. Тот сник, куда-то подевалась его спесь, смотрел на всех исподлобья. Стальнов кивнул Лебедеву, и тот, козырнув, вышел. Смирнов остался сидеть на стуле, а Стальнов встал и несколько раз обошел вокруг Таврина, затем остановился напротив него и оценивающе разглядывал его минуту. И вдруг Смирнов даже привстал, однако тут же снова сел и быстро взял себя в руки: он узнал Таврина.
– Ваша фамилия, имя, отчество? – задал вопрос Стальнов.
– Таврин Петр Иванович.
– Я спрашиваю, как ваша настоящая фамилия, имя, отчество?
– Таврин Петр Иванович, – упрямо твердил диверсант.
– С тобой, сука, здесь не в игрушки играют! – не выдержал Смирнов. – Ты, видать, забыл меня, гражданин Шило?
Таврин вздрогнул и внимательно всмотрелся в Смирнова. Он также узнал его и опустил голову. Ему вдруг стало безразлично все, что с ним произойдет дальше.
– Земля, видишь ли, круглая, – довольный собою, засмеялся Смирнов. – И думать не гадал, что когда-нибудь еще доведется с тобой встретиться. Даже фамилия Таврин не навела меня на мысль, что это можешь быть именно ты.
Он встает, подходит вплотную к Таврину, рассматривает его награды.
– Видишь, как оно вышло. Промахнулись фашисты, не уследили за нашим приказом изменить правила ношения орденов… Звезда Героя у тебя настоящая, судя по всему. Кого убил?
– Я никого не убивал. Меня всем, в том числе и орденами с медалями, обеспечили в Берлине.
Смирнов срывает Звезду Героя с гимнастерки Таврина и смотрит на оборотную сторону.
– Ладно, в Москве товарищи по номеру определят, кому Звезда принадлежит.
– Под чьим крылом вы работали в Германии? – продолжил допрос Стальнов.
– Шелленберга.
Стальнов даже присвистнул и переглянулся со Смирновым.
– Действительно, значит, важная птичка, – заключил Смирнов.
– Какое задание вы получили? – снова спросил Стальнов.
Таврин молчит, глядя в пол.
– Я спрашиваю, какое задание ты получил от Шелленберга? – закричал Стальнов.
– Убить… Сталина, – глотая слюну, с трудом выдавил из себя Таврин.
Минутное замешательство и пауза. Лоб Стальнова покрылся испариной. Он достал из кармана платок и начал утираться. Смирнов побледнел. Таврин понял, что отпираться дальше бесполезно, а так, начав давать показания, он, если и не сохранит свою жизнь и жизнь любимой им женщины, то хоть продлит ее.
– Я хочу сделать заявление, – Таврин языком облизал вмиг пересохшие губы. – Меня забросила в СССР немецкая разведка для выполнения специального задания – совершить покушение на Сталина. Вместе со мной следует моя жена, Лидия Ивановна Шилова, приданная мне в качестве радистки. Я готов дать подробные показания компетентным органам.
Стальнов и Смирнов переглянулись.
– Его и его напарницу следует немедленно отправлять в Москву, – приказал Смирнов.
– Да, да, я сейчас распоряжусь, – как-то растерянно произнес Стальнов. – Лейтенант!
На зов тут же появился Ветров.
– Оформляй диверсантов и – в Москву обоих. Я буду лично сопровождать этих птичек.
– Слушаюсь, товарищ полковник! – повернувшись к Таврину, Ветров скомандовал:
– Вперед!
Ветров с арестованным уходят. Стальнов со Смирновым некоторое время молча сидят и курят. Наконец Смирнов встает, кладет окурок в пепельницу, одергивает китель.