Но никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Вот красноречивый пример. Согласно опросам, в 1988 г. большая часть образованных людей посчитала самым важным событием года акт свободы – «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение.
Возможно, следует напомнить, что при дешевых ценах в СССР существовали лимиты на подписку газет и журналов. В отделениях связи люди стояли в очередях, а по предприятиям давались квоты, иногда люди тянули жребий, чтобы подписаться на самые популярные издания. Для части интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Она просто не желала видеть, что сама вошедшая в привычку потребность выписывать газеты и толстые журналы была порождением советского «тоталитаризма». И средняя культурная семья выписывала 3–4 газеты и 2–3 толстых журнала – ничего похожего нет на свободном Западе. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн. экземпляров!
После ликвидации «тоталитаризма» новая хозяйственная система чисто рыночными средствами наложила такие лимиты на подписку, что в 1997 г. «Литературная газета» имела лишь 30 тыс. подписчиков, а тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г. Из этого мелкого факта видно, что важным истоком кризиса было расщепление сознания и господство аутистического мышления: создавая в воображении приятный образ свободы на определенном поле («свободная подписка»), интеллигенция здесь же и моментально «производила» несвободу иного типа, но гораздо больших масштабов.
Парадоксальность аутистического мышления в том, что оно делает возможным веру в противоположные, несовместимые и взаимоисключающие фантазии. Перестройка дала тому чистые, прямо для учебника, примеры. Желание устроить в СССР капитализм удивительным образом совмещалось с мечтой о «лишении привилегий», полной социальной справедливости и даже уравнительстве. Иногда отрицающие друг друга тезисы следовали друг за другом буквально в одном абзаце. Бывало, что в статье на экологические темы автор возмущался тем, что высыхает Аральское море – и одновременно проклинал проект переброски в бассейн Аральского моря части стока северных рек.
Э.Блейлер продолжает перечисление главных особенностей аутистического мышления: «Поразительно также, насколько аутизм может игнорировать временные соотношения. Он перемешивает бесцеремонно настоящее, прошедшее и будущее. В нем живут еще стремления, ликвидированные для сознания десятки лет тому назад; воспоминания, которые давно уже стали недоступны реалистическому мышлению, используются им как недавние, может быть, им даже отдается предпочтение, так как они меньше наталкиваются на противоречие с актуальностью… Само собой разумеется, что аутизм, который изображает наши желания осуществленными, должен приводить к конфликтам с окружающей средой».
Одной из самых нелепых фантазий такого рода было бурное и утопическое возрождение в РФ сословных притязаний. Откуда ни возьмись, Москва наполнилась дворянами, а то и потомками графов и князей. Возникли конкурирующие дворянские собрания, поиски родословных, стали популярны песни о каких-то поручиках Голицыных – все это под флагом демократии. Много говорилось о том, что большевики поголовно уничтожили дворян, а остатки их («два миллиона!») уехали за границу. Даже неудобно было напомнить, что в 1917 г. всех дворян, включая обитателей ночлежек, в Российской Империи было 1,4 миллиона человек. И что большинство из тех, кто живет в России, – нормальные люди, и им в голову не приходит тащить в наше время эти оставшиеся в прошлом сословные атрибуты.
Сегодня много говорят о «среднем классе» как социальной базе реформ. Он составляет около 15 % населения и поглощает 70 % всех доходов в России. Многочисленные исследования этого социального образования обнаружили в его сознании сильный компонент аутистического мышления. Уже в течение десяти лет представители российского «среднего класса» в подавляющем большинстве оценивают при опросах экономическое состояние страны как «катастрофическое». Тем не менее все это время они были уверены, что через 4–5 лет все наладится и их будущее будет обеспечено.
Попытки выяснить, на чем основано это их убеждение, к успеху не приводят. Они явно надеются на чудо (вернее, на целую серию чудес), но в этом не сознаются. В истории культуры это явление известно и получило название «каргоистского культа». Оно наблюдалось в прошлые века на некоторых тихоокеанских островах, которые посетили европейские купцы и раздали туземцам дешевые подарки. В отдельных племенах нашлись шаманы, которые объявили, что это были посланцы богов, а вскоре от этих богов прибудут корабли, доверху наполненные разными прекрасными товарами. Поэтому всем следует бросить свои жалкие грядки, перестать возделывать маниоку и батат, а надо собраться на пляже, петь и плясать, ожидая этих кораблей с грузом («карго»). В России в среде интеллектуальной элиты таких шаманов тоже было достаточно.
Усиление аутистического компонента в массовом сознании сыграло большую роль в ходе изменения общественного строя в 80—90-е годы. Советское жизнеустройство сложилось под воздействием определенных природных и исторических обстоятельств. Исходя из них, был принят главный критерий выбора – сокращение страданий. На этом пути были достигнуты признанные всем миром успехи. В СССР были устранены главные источники массовых страданий и страхов – бедность, безработица, бездомность, голод, преступное и межнациональное насилие, а также массовая гибель в войне с более сильным противником.
Альтернативным критерием выбора жизнеустройства было увеличение наслаждений. В ходе перестройки активную часть общества склоняли к тому, чтобы изменить выбор – пойти по пути увеличения наслаждений и пренебречь опасностью массовых страданий. Речь идет о фундаментальном изменении, которое не сводится к смене политического, государственного и социального устройства (хотя неизбежно выражается и в них).
Прямым следствием этого выбора было «тектоническое» перераспределение ресурсов в хозяйстве. Еще более красноречива была кампания, направленная на свертывание оборонной промышленности, созданной именно исходя из принципа сокращения страданий. Это изменение критерия жизнеустройства противоречило тем непреодолимым ограничениям, которые накладывали географическая и геополитическая реальность, доступность ресурсов и уровень развития страны.
Шопенгауэр в книге «Афоризмы житейской мудрости» свел главные советы мудрых людей всех эпох. Вот с чего он начинает раздел «Правила общие»: «Первой заповедью житейской мудрости я считаю мимоходом высказанное Аристотелем в Никомахейской Этике (XII, 12) положение, которое в переводе можно формулировать следующим образом: «Мудрец должен искать не наслаждений, а отсутствия страданий»… Нет худшего безумия, как желать превратить мир – эту юдоль горя – в увеселительное заведение и вместо свободы от страданий ставить себе целью наслаждения и радости; а очень многие так именно и поступают».
В фундаментальной «Истории идеологии» сказано, что создание метафор — главная задача идеологии. Поэтически выраженная мысль всегда играла огромную роль в соединении людей и программировании их поведения, становилась поистине материальной силой. Метафоры, включая ассоциативное мышление, дают огромную экономию интеллектуальных усилий. Именно здесь-то и скрыта ловушка, которую ставят манипуляторы сознанием. Хорошая метафора очаровывает и загоняет мышление в узкий коридор, выход из которого (умозаключение) предусмотрен манипулятором. Вот пример такой сильной метафоры, введенной в оборот Геббельсом, а затем использованной Черчиллем, – железный занавес.