Если бы не услышанный разговор чистых, он уже отчаялся бы, только надежда на скорое избавление согревала его. Правда, как он сбежит из заключения, Андрей представлял слабо. Осталось малое – не свихнуться и набраться сил.

До утра он не сомкнул глаз, а когда зажегся свет и донеслись гулкие шаги Карена, Андрей сообразил, что чего-то не хватает. Было тихо, как в морге, лишь трещала проклятая лампочка. Хорошо, мутант заткнулся. Лина…

Андрей вскочил, метнулся к решетке, уставился на опустевшую клетку. Карен шарахнулся, чуть ведро не выронил, подумал, что подопытный таки мутировал.

– Где девушка? – спросил Андрей.

– Эта? – Карен обернулся. – Не знаю. Тебя в одну сторону повезли, ее – в другую. И не вернули.

– Она жива?

Карен потупился, просунул между прутьями решетки резиновый горшок с едой:

– Ешь.

И зашагал к выходу, сутулый, жалкий. Андрей окликнул его:

– Карен, ты что-нибудь слышал про Готланд?

Чистый дернулся, будто ему выстрелили в спину, медленно повернулся.

– Все слышали. Как раньше верили в рай, да и сейчас многие в него верят, так мы верим в Готланд. Говорят, там спасение.

– Но никто оттуда не вернулся? – уточнил Андрей.

Карен ссутулился еще больше и помотал головой:

– Нет. Никто. Наверное, это все сказки, иначе уже давно бы. – Он вздернул голову, аж шланг противогаза качнулся. – Понимаешь, с каждым годом все меньше ресурсов и меньше шансов. Раньше можно было на самолете долететь, но мы не знали, что нам нужно именно туда, а теперь и морем не доберешься. Все ломается, топливо выдыхается, зараженные и муты преследуют. Раньше зары вылезти на поверхность не давали, обстреливали, теперь поглупели, но у нас стало меньше техники и теперь от мутов больше вреда.

Андрей слушал его вполуха. Когда вдалеке мерцает надежда, не до чужих чаяний. Однако Карен расчувствовался:

– Как меня это все достало. Иногда прямо хочется снять противогаз. А вдруг повезет и я не сдохну и не превращусь в животное? Выйду на поверхность, побалдею под солнышком, комаров покормлю. Наплюю на все и умотаю к морю, а там можно и мутировать.

– Понимаю тебя, – кивнул Андрей. – Мне тоже хотелось бы вернуться. Давай ты поможешь мне, а я не дам тебе пропасть на поверхности, заберу к себе на базу, нам руки нужны. А потом вместе рванем в Исландию. Как тебе перспектива?

Карен молча поднес руки к противогазу, прикоснулся к щекам, сжал кулаки и помотал головой:

– Извини, я трус. У меня шанс выжить – один к семидесяти. Не готов расстаться с жизнью, хоть и с такой паршивой. – Он решительно зашагал к двери.

Чувствуя себя змием-искусителем, Андрей окликнул его:

– Карен… но мне-то ты можешь помочь.

– Нет, – сказал он, не оборачиваясь, – тебе никто не поможет. Ты – наша последняя надежда.

Хлопнула дверь, оставив Андрея наедине с собой. Дни потянулись вереницей каторжников. От одиночества он начал разговаривать с собой и понемногу сходить с ума. Радовался Карену, даже молчаливому Абакумову радовался. Сначала он трепетно ждал, когда же его повезут в другой бункер, потом надежда угасла и навалилась вязкая апатия. Он вставал с трудом, ел без аппетита, тренировки забросил и начал понемногу превращаться в овощ.

Иногда захлестывала ярость, сгоняла с койки, заставляла отжиматься до исступления и отрабатывать удары. Но когда она откатывала, он ощущал себя выброшенной на берег медузой.

Глава 14
На краю отчаяния

Избавление наступило утром. В тюрьму спустилась целая делегация, Андрей насчитал семь человек, все они были в одинаковых костюмах и противогазах и отличались только ростом. Самый маленький чистый подошел к клетке Андрея, и он увидел свое отражение в очках его противогаза: заросший по самые брови лохматый зэк. Старый. Лет сорок, не меньше.

– Не подходите, профессор, он может быть опасным, – предупредили его, и коротышка отступил, шумно дыша и причмокивая.

– Отличный экземпляр. – Он нервно потер руки. – Есть вероятность, что он мутирует позже, но она мала. Скорее всего, он иммунный.

Они игнорировали Андрея, словно перед ними был не человек, а объект научных изысканий. Толстый продолжал:

– Вы правы, его нужно переместить к нам, и чем раньше это сделать, тем лучше. У него болезненный вид, вы содержите его в отвратительных условиях!

Андрей сделал вид, что ему нет дела до происходящего, и отвернулся к стене, чем вызвал бурю негодования коротышки:

– Вы посмотрите: у него истощение, авитаминоз и депрессия! Он нам нужен целым и невредимым! Усыпите его, и поехали.

Усыпите? Нет, мы так не договаривались! Теперь Андрей решил сопротивляться до последнего, вскочил и метнулся за штору туалета, игла парализатора впилась в брюки, прямо в складку ткани, до кожи не достала. Он посмотрел на иглу, и план родился мгновенно.

Андрей сделал вид, что падает, ухватился за белую клеенку, оборвал ее, как бы случайно накрылся, чтобы его не смогли усыпить второй раз, и притворился спящим. Дырка туалета оказалась под животом, но на это было плевать. Только бы они поверили! Господи, только бы сделали все как надо. А надо лишь открыть дверь. Жаль, что ничего под клеенкой не видно, будет сложно.

Превратившись в слух, Андрей напряг нервы до предела, представил камеру в мельчайших деталях и попытался наложить на нее звуки.

– Попал? – спросил кто-то из чистых.

– Ты же видишь, – ответил Абакумов.

– Надо сделать контрольный, чтоб наверняка.

– А ты попробуй, когда он клеенкой обмотался, – снова Абакумов.

– Вдруг притворяется? – проскрипел профессор.

– Не исключено, – включился в беседу еще один чистый.

– Что делать будем? – Андрей ни разу не слышал, чтобы голос Абакумова звучал так взволнованно.

– Карен, принеси петлю, – распорядился коротышка-профессор.

Черт бы вас побрал! Длинной жердью с петлей на конце они стянут клеенку и засандалят транквилизатор. Пока чистые переговаривались и шуршали, Андрей лихорадочно соображал. Однозначно, на поверхность его поднимут в бессознательном состоянии, значит, надо действовать здесь и сейчас. Ему казалось, что шестеренки в голове крутятся недопустимо громко. Только не паниковать! Еще раз представить камеру, по слуху определить, где стоят враги.

Они могут погибнуть от разгерметизации костюма, и это делает их уязвимыми. Все, что от них требуется, – просунуть палку, остальное – его дело. Насколько он помнил, «петля» представляла собой пустотелую пластиковую трубу с тросом в форме петли на конце. Петля была устроена так, что если зацепить предмет и потянуть, она начинает затягиваться.

Если бы Андрей пытался освободиться раньше и его остановили бы, чистые знали бы, что он изобретателен и смертельно опасен. Сейчас же они воспринимали его не более чем как сообразительное животное, внезапность – его единственное преимущество.