Из шатра навстречу ему седой осанистый цыган в дорогом костюме в узкую полоску, с массивной серьгой в ухе и толстой золотой цепью на шее, вывел под руку тоненькую девочку в белоснежном кружевном платье. Глаза у невесты тоже блестели, только Лере показалось, что они блестят от слез.
Цыган в малиновой жилетке еще выше поднял бутылки «Вдовы Клико» и обдал молодых пенистыми струями шампанского. Невеста взвизгнула, Ласло рассмеялся пьяным смехом.
Отец невесты что-то гортанно выкрикнул, и тут же на середину двора вылетел молодой цыган в красной шелковой косоворотке. Опустившись на одно колено, он запрокинул голову, протянул руку, и кто-то из соплеменников подал ему гитару.
Все затихло.
Молодой цыган перебрал струны и запел высоким серебряным голосом что-то надрывное, полное муки и страдания.
– Это «Сибирская», – вполголоса пояснил Шандор. – У каждой цыганской семьи есть своя песня, так вот у той семьи, откуда невеста, – это «Сибирская». Он поет, как цыганский табор гонят по сибирскому тракту в глухую тайгу… мало кто из чужих слышал эту песню! На концерте или по радио такое не поют, только среди своих! – И Шандор значительно взглянул на Леру.
Певец пропел куплет, и весь двор грянул припев.
Отсветы костров играли на смуглых лицах гостей, на малиновых и черных рубашках цыган.
Молодой цыган затянул второй куплет. Лера заметила, как смотрела на него невеста, и покосилась на Шандора.
– Это парень из ее табора, – процедил тот сквозь зубы. – Ох, не пришлось бы старому барону надевать хомут!
«Сибирская» кончилась, жалобно отзвенели последние аккорды гитары, и гости расселись за многочисленными столами.
Родичи жениха и невесты сидели отдельно, и они ревниво следили за тем, чтобы все яства и напитки поровну разносились на обе стороны, чтобы ни одному из кланов не было причинено обиды.
По кругу между столами пошла толстая старая цыганка с серебряным подносом в руках. Каждый, мимо кого она проходила, бросал на этот поднос золотые украшения или пачки денег.
– Молодым на обзаведение! – пояснил Шандор.
Кто-то из людей Ласло бросил на поднос увесистый пакет кокаина, и родственники невесты неодобрительно зашушукались.
– Надо и мне туда идти, свой подарок отдать, чтобы не обидеть молодых! – С этими словами Шандор покинул комнату.
Лера как завороженная продолжала следить за цыганской свадьбой.
Гости один за другим выходили из-за стола, чествовали молодых песней или танцем. Для цыган это был такой же дорогой подарок, как деньги или золото.
Вдруг возле ворот поднялся шум, и в освещенном кострами круге появился хорошо знакомый Лере человек – в мешковатом костюме, как будто с чужого плеча, с плоским невыразительным лицом, похожим на коровье вымя… старый знакомый, подполковник Комов!
Лера порадовалась, что в их комнате не зажжен свет и ее нельзя увидеть с улицы. Она напряглась и прижалась к стеклу, стараясь не пропустить ни слова.
Ласло вышел из-за стола навстречу Комову, обнял его, провел к столу и усадил на почетное место рядом с цыганским бароном, отцом своей невесты.
– Павел, друг дорогой! – приговаривал он, картинно встряхивая длинными волосами. – Молодец, что пришел! Это большая честь для меня! Честь для всех нас! Посиди со мной на моем празднике, выпей нашего цыганского вина!
– Что ж ты меня не пригласил? – громко, на весь двор отозвался Комов. – Ну да ничего, я не обидчив, сам пришел, без приглашения! Не прогонишь, Ласлик?
– Что за слова ты говоришь! Ты же – мой дорогой друг! – Ласло щелкнул пальцами и крикнул старому седому гитаристу: – А ну, величальную!
Гитарист подошел к Комову, перебрал струны и затянул:
– Выпьем мы за Павла, Павла дорогого, где еще видали молодца такого…
Ласло подал подполковнику полный фужер водки, и вся свадьба дружно грянула:
– Пей до дна, пей до дна, пей до дна…
Комов поднялся, неловко сжимая фужер сильной короткопалой рукой, и проговорил:
– Ну, Ласлик, я на тебя обиды не держу! За твое, значит, здоровье! Твое и твоей будущей супруги!
Он поднес фужер к губам, но вдруг быстро, настороженно огляделся и добавил с хитрой усмешкой:
– Водка-то не паленая? Не ослепну я от нее? Мне ослепнуть нельзя, я, это, за порядком должен в оба глаза следить, сам знаешь! Мне острый глаз нужен!
– Обижаешь, Паша! – нахмурился Ласло. – Водка самая лучшая, лучше не бывает!
– Да шучу, шучу я! Ты что – шуток не понимаешь? – И Павел аккуратно, не пролив ни капли, влил в себя содержимое фужера.
На середину освещенного пространства вышел старый цыган с длинными седыми волосами, собранными на затылке в конский хвост, и громко воскликнул:
– Гей, ромалы! Что-то скучно мы веселимся! А ну, зажжем костер выше неба! Чтобы сердцам было жарко, чтобы тучи подпалить, чтобы луну поджарить! Станем плясать да через этот костер перепрыгивать, как наши деды-конокрады, как настоящие цыгане прошлых времен! Прыгали они через костры, чтобы грехи свои спалить, чтобы кровь свою разгорячить! А ну – танец молодых!
Из-за стола поднялся высокий худой парень со смуглым, словно обожженным адским пламенем лицом, прижал к щеке маленькую старинную скрипочку, тронул ее смычком, заставив струны заплакать, зарыдать горькими слезами. Рядом со скрипачом встали два гитариста – толстый, с густой черной бородой, и старый, с одним глазом на морщинистом лице. Заговорили гитары, перебивая друг друга, перекликаясь серебряными струнами.
Ласло выскочил из-за стола, лихо сбросил на землю белый пиджак, зажал в зубах красную розу, закачался, как тонкое дерево на ветру и пошел по кругу под старую таборную мелодию. Обошел круг, остановился перед своей малолетней невестой, звонко прищелкнул каблуками и протянул ей розу.
Тоненькая девочка поднялась из-за стола, скромно опустила ресницы, взялась за розу двумя пальчиками и поплыла за своим женихом, склонив голову к плечу.
Вся свадьба запела, зарыдала на незнакомом языке, не сводя глаз с молодых. Вдруг невеста громко ойкнула и выпустила цветок, прижала пальцы к губам – на них выступила капля крови – видно, от укола об острые шипы.
– Плохая примета, – прошамкала в темноте рядом с Лерой старуха, мать Шандора.
– Все-то вы, бабушка, видите! – удивилась Лера, покосившись на нее. – Лучше зрячего!
Открылась дверь, и в прямоугольнике неверного пляшущего света от костров появился толстый силуэт Шандора.
– Я поесть принес, – вполголоса сообщил он, – ты с дороги голодная, наверно.
Она и правда безумно хотела есть. И еще пить и вымыться. Но кутерьма со свадьбой затянется надолго, потом будет деловой разговор с Ласло, если он, конечно, будет способен, так что не скоро обретет она относительный покой.