– Значит, Томас назвал ее Маджиллой по имени гориллы? – спросил Гамаш, начиная понимать характер этого человека.

Питер кивнул.

– А как называли его вы?

– Томас. Я в семье всегда был самой творческой личностью.

Они сидели на пристани, наслаждаясь легким ветерком. Питер слушал, как Клара рассказывает о приезде Дени Фортена в ее мастерскую, о показанном ему портрете их общего друга Рут, старой, увядшей поэтессы. Озлобленной, ощетинившейся, блестящей. По какой-то причине Питер не надеялся понять, почему Клара изобразила Рут как Мадонну. Разумеется, не как невинную деву, а как старую, забытую всеми женщину, одинокую и испуганную, доживающую свои последние годы.

Питер в жизни не видел произведения искусства прекраснее, а уж он-то повидал истинные шедевры. Но никогда он не видел ничего более необычного, чем эта картина в маленькой мастерской Клары, набитой забракованными картинами, журналами, свернувшимися и засохшими шкурками апельсинов, – и все это рядом с ее аккуратным, профессиональным рабочим пространством.

Но в то время как он в очередной раз брал привычный предмет, увеличивал его до неузнаваемости, а потом изображал в абстрактном виде и называл «Занавеска», или «Лезвие травы», или «Транспорт», Клара, копившая впечатления в своей маленькой мастерской, уловила нечто божественное в лице их морщинистой, встрепанной, злобной соседки. Старые руки с синими венами прижимали к высохшей шее синюю выцветшую шаль. На лице застыло выражение горя и разочарования, гнева и отчаяния. Вот только глаза смотрели иначе. Это было неочевидно. Лишь намек, предположение.

Крохотная точка в ее глазах. На всем громадном холсте Клара нарисовала одну-единственную точку. И этой точкой она изобразила надежду.

Это было великолепно.

Он был рад за нее. Искренне.

Резкий крик разорвал их размышления, и через мгновение все вскочили и помчались к «Усадьбе». Арман Гамаш бросился вперед в тот момент, когда маленькая фигурка выбежала из сада.

Бин.

Они увидели, как Бин с криком бежит к ним по лужку, с каждым шагом все больше впадая в истерику. Ребенка кто-то пытался догнать. Когда они приблизились, Гамаш узнал девушку-садовницу.

Питер и Клара, Гамаш и Рейн-Мари выбежали на лужок и раскинули руки, чтобы остановить ребенка, который почему-то попытался ускользнуть от них, но Питеру удалось поймать этого спринтера.

– Отпустите меня!

Чадо Марианы вопило и билось в руках Питера, словно тот представлял угрозу. Широко распахнутые глаза ребенка были устремлены на «Усадьбу».

Лужок заполнили люди – Морроу, Финни и кое-кто из персонала, прибежавший вслед за перешедшей на рысцу садовницей.

– От кого ты убегаешь, Бин? – Гамаш опустился на колено и взял ребенка за дрожащие руки. – Посмотри-ка на меня, – добрым голосом, но твердо приказал он. – Тебя кто-то обидел?

Он знал, что должен получить честный ответ, пока к ним не присоединились остальные, а они уже были рядом.

Испуганный ребенок вытянул вперед руку. На нежной коже появились покрасневшие вздутия.

– Что вы сделали с ребенком?

Было слишком поздно. Все уже собрались вокруг, и Гамаш перевел взгляд на обвиняющее лицо Айрин Финни. Он знал, что эта женщина умеет наводить страх на окружающих, а он восхищался сильными женщинами, уважал их, доверял им. Его воспитала сильная женщина, и женился он на сильной женщине. Но он знал, что сила не то же самое, что жестокость, а женщина, вселяющая в окружающих страх, не то же самое, что обычная задира. Кем же была она?

Он снова взглянул на пожилую женщину, жесткую, несгибаемую, требующую ответа.

– Отойдите от ребенка, – потребовала она, но Гамаш остался стоять на колене, игнорируя ее.

– Что случилось? – тихо спросил он.

– Я не виновата, – услышал он у себя за спиной, повернулся и увидел садовницу.

– Обычно такие слова означают прямо противоположное, – заявила миссис Финни.

– Айрин, пусть девушка сама скажет. Как вас зовут? – мягким голосом спросил Берт Финни.

– Коллин, – ответила девушка, отходя подальше от этого безобразного старика. – Это были осы.

– Это пчелы, – всхлипнул ребенок. – Я скачу вокруг Олимпа, а тут они на меня нападают.

– Олимпа? – переспросила миссис Финни.

– Мраморного куба, – сказала Коллин. – И это были осы, а не пчелы. Бин их не различает.

Гамаш наклонился и протянул свою большую руку. Ребенок помедлил, и, пока семья рассуждала о различиях пчел и ос, Гамаш рассмотрел все три вздутия. Они были красные и горячие на ощупь. Приглядевшись, Гамаш увидел под кожей жала с маленькими мешочками, наполненными ядом.

– Каламиновый раствор есть? – спросил он, и кто-то из молодого персонала побежал в дом.

Крепко держа руку ребенка, Гамаш быстро удалил жала и мешочки, взглянул в испуганные детские глаза – не проявится ли аллергическая реакция, готовый схватить дитя, посадить в машину и нестись в больницу в Шербрук. Он посмотрел на Рейн-Мари – та тоже явно готовилась к этому.

Кто был родителем, тот навсегда им остается.

Отек пока держался, но ничего серьезного Гамаш не увидел.

Рейн-Мари взяла бутылочку с жидкостью персикового цвета и, предварительно поцеловав места укуса, протерла их каламиновым раствором. Вокруг них семья вела спор о том, насколько эффективна каламиновая жидкость.

– Все, балаган закончился, – заявила миссис Финни. Она огляделась и, заметив лодку, направилась к пристани. – Ну, кто поедет?

После долгого обсуждения Питер и Томас принялись усаживать всех Морроу в вершер. Питер стоял в лодке, а Томас – на пристани, помогая миссис Финни, Мариане и Джулии. Покусанное пчелами чадо Марианы пробралось в лодку без посторонней помощи.

– Моя очередь, – сказала Сандра, и Томас препроводил ее к Питеру.

Клара шагнула вперед и протянула руку Питеру, но тот почему-то замешкался.

– Извини, – сказал Томас, обошел Клару и шагнул в лодку.

Он уселся, и все семейство уставилось на Питера, стоявшего перед последним свободным местом.

– Садись, а не то опрокинешь лодку вместе со всеми нами, – велела миссис Финни.

Питер сел.

Клара опустила руки. В воде она увидела отражение уродливейшего из всех людей на земле, стоящего рядом с ней.

– В вершере не всем хватает места, – сказал Берт Финни, когда лодка отчалила от пристани.

Глава седьмая

– Да я, в общем-то, и не хотела плыть, – сказала Клара, не глядя на Рейн-Мари. – Но сказала, что поплыву, потому что мне казалось, для Питера это важно. Так, вероятно, лучше.

– Не хотите присоединиться к нам, сэр? – спросил Гамаш, подойдя к Берту Финни и тоже заглядывая в воду озера.