И вообще, в течение всего времени подготовки посольств ощущалась просто катастрофическая нехватка профессионалов сего дела, поскольку практически весь Посольский приказ почти подчистую был вывезен в составе двух первых посольств — к туркам и крымчакам. Я рассчитывал, что посольство к крымчакам во главе с дьяком Елисеем Стремянным вернется зимой, в крайнем случае ранней весной, но они появились только в середине августа. Оказывается, хитрый Газы Герай приказал задержать их в Бахчисарае до того момента, как его войско тронется в набег, а затем отправил кружным путем — по Южному Бугу, через Подолию и Речь Посполитую. Так что народ попал, что называется, с корабля на бал… вернее с корабля — снова на корабль. Ну да куда деваться… я и сам себя не жалел, и никому другому себя пожалеть не позволю. Причем, вот ведь суки, посольство еще и ограбили. Дьяку Стремянному были даны деньги, аж три тысячи рублей, на выкуп пленников, так вот крымчаки никого выкупать не разрешили, а деньги попросту отобрали. Мол, чего тут с этими урусами церемониться — подумаешь, посольство, тут страну их грабить идем!
В общем, я так замотался, что, когда посольства сразу после «Первого дня во Году» наконец-то в течение двух недель были все отправлены, закатился в Белкино и почти неделю только отсыпался, отъедался да тешил похоть с Настеной. Кстати, едва на сем не прокололся. Поскольку никаких внебрачных детей я не хотел, потому как из истории известно, что судьба у них чаще всего складывается очень горемычно — по разным причинам, например потому, что такие дети — лакомая добыча всяких авантюристов от политики… а распространять в народе сведения по методам контрацепции не собирался, то сразу же взял на себя труд самостоятельно прикидывать безопасные для сего дела дни, исходя из ее циклов. Так вот, дорвавшись после всей этой бешеной круговерти, так сказать, до тела, я настолько отключил мозги, что едва не заделал девчонке ребенка. После того как я за два дни отоспался, я накинулся на вошедшую в самый сок и приятно округлившуюся Настену, и три дня у нас с ней был лихой, безудержный секс. Так что я только на четвертый, насытившись, додумался уточнить, как там у нее с месячными циклами. Как выяснилось, все эти три дня выпали как раз на пик вероятного зачатия. Я жутко перепугался, слинял от Настены на охоту, а затем все девять месяцев дергался, при встречах щупая девчонке живот и в промежутках засылая в Белкино доглядчиков. Но, слава богу, все обошлось…
Кроме того, сразу же после битвы при Ельце были отправлены гонцы к Власьеву в Истамбул с повелением шибко нажаловаться османскому султану на подлых крымчаков, пошедших зорить Русь. В ту же копилку пошел и жареный факт ограбления посольства. Первой задачей Власьева, который возглавил посольство к османам, было, как и у посольства к крымчакам, создание у турок впечатления, что Русь слаба, в стране смута и почти безвластие. Справедливо, как теперь уже стало ясно (ибо в вещах погибшего Газы Герая были найдены письма турецкого визиря), полагая, что те не удержатся и надавят на крымчаков, и так уже готовых ринуться в поход при таких вроде бы сказочных условиях. Уж больно в глубокой заднице находились финансовые дела османов, расстроенные бунтами и почти беспрерывными войнами. И попытка хоть как-то, пусть даже частично поправить их с помощью торговли богатым и вроде бы столь легко добытым ясырем была слишком уж соблазнительной. И он с этой задачей справился. Но это был лишь начальный этап игры.
Следующий же должен был быть подготовлен тем, что Власьев буквально с первого дня должен был всемерно и неустанно поднимать и поднимать тему как раз этих самых татарских набегов на Русь. Заявляя, что царь-де и весь народ русский от сих набегов так страдают, что до крайнего предела дошли. И что теперь уж моченьки нет. И что, мол, мировое общественное мнение крайне возмущено и твердо заявляет категорическую неприемлемость подобного подхода… кхм, да… это уже из другой оперы. А теперь, после состоявшегося, хотя и неудачного набега, неудачу которого, впрочем, Власьеву было велено изрядно преуменьшить, заявляя, что мы насилу отбились, а многие города и деревни после него «пожжены, а тако же впусте и разоре пребывают» (что, впрочем, формально было верно, ибо спешно восстанавливаемые сейчас Царев-Борисов, Белгород и остальные крупные центры и острожки самой южной засечной черты действительно были пожжены и пребывали «впусте»), громкость воплей необходимо было увеличить. Короче, у османов должно сложиться твердое убеждение, что царь со велики бояры поставлен в такие условия, что либо бунт всенародный, либо им придется разбираться с крымчаками. Что такое угроза бунта, Ахмед I понимать был должен. Из-за начавшихся еще при его отце Мехмеде III восстаний Кара-Языджи и Дели Хасана, последние очаги которых он додавливал едва ли не до сих пор, он лишился изрядного куска страны, захваченной Аббасом I.
Между тем здесь, дома, все двигалось согласно моим планам. Война войной, а бизнес бизнесом. Летом я велел собрать в Белкино старших дьяков со всех своих вотчинных, царских и черносошных, а также иных земель, что находились под моим царским управлением. Почти месяц Акинфей Данилыч с Виниусом показывали им свое хозяйство. И, несмотря на природный, так сказать, посконный крестьянский консерватизм, сумели-таки шибко заинтересовать собранных большинством своих новинок. Впрочем, будь они в одиночестве — не факт, что им это удалось бы. Обычно ведь мужики, прежде чем что иное перенять, долго чешут в затылке, кивают головами и тянут что-то типа: «Так-то оно так, да, вишь ты, какое дело…», да и находят сотню отговорок, почему этого никак не стоит делать. Совсем другой тут менталитет — очень консервативный. Тут реклама, начинающаяся словами «Новый, улучшенный…», стопроцентно обречена на провал. Но в этот раз сработало еще и то, что некоторые новшества уже были кое-где внедрены, в той же моей уральской вотчине практически полностью перешли на вспашку двухколесным плугом, также и в Больших Вяземах, а в Важской волости уже работали почти десяток водяных мельниц и два заводика — железоделательный и суконный. Да строилось еще шесть. И старшие дьяки с этих земель наперебой забрасывали Акинфея Даниловича и Акселя Виниуса вопросами. Сработал принцип «А мы чем хуже?», и остальные также начали проявлять ко всему неподдельный интерес и настырно лезть в каждую дыру. Так что эти «сборы руководящего и начальствующего состава» можно было считать вполне удавшимися.
Более того, Акинфей Данилыч докладывал, что по окончании все выразили желание собраться тем же образом еще через год-другой, буде у них за сие время явно разных вопросов поднакопится. Я на то «добро» дал. А заодно, подосадовав на собственную бестолковость, велел вдогон разослать в вотчины и черносошные земли наказ отобрать кому сколько можно мальцов, умом быстрых и памятью крепких, в Белкино на обучение за казенный кошт. Для дальнейшего продвижения большинства моих проектов преобразования и развития мне нужны были грамотные и способные к обучению специалисты среднего и низшего звена, коих пока был жуткий дефицит. Да и понимания, кого и как готовить, также пока не было. Но я решил создать некий запас людей, просто обученных грамоте и цифири, ну и неким иным практическим навыкам. Разработку программы подготовки я банально свалил на Виниуса, поставив ему задачу втиснуть все, чему он решит необходимым обучить, максимум в три года. Задача подбора кадров была поставлена и перед Митрофаном. Поскольку с моим воцарением была возрождена и та «спецшкола», которую я затеял в дальнем починке Белкинской вотчины, после того как мне пришлось вывезти из Москвы ребят из организованной Митрофаном наушной службы. Ну и конечно, едва ли не в первую очередь я затеял расширение царевой школы. На первом этапе в два раза, до двух сотен человек на поток, что при сроке обучения, определенном в семь лет, давало в целом тысячу четыреста человек обучаемых.