Она замолчала и задумалась о чем-то своем. Потом взглянула комиссару прямо в глаза и спросила:

— Вы когда-нибудь видели призраков, комиссар?

— Кто знает. Возможно, иногда и видел. Не исключено, мы все их видим.

— Я живу с призраком моего мальчика. Он всегда со мной рядом, я с ним разговариваю. Иногда мне кажется, что я его вижу. Я даже чувствую его в своих руках, ощущаю его вес.

— А ваш муж? Что было с ним потом?

— Он окончательно пошел своим путем, даже для приличия не пытался делать вид, что мы вместе. Мы с ним встречались только на официальных праздниках, да я раза два слушала его пение. У него были свои любовные истории, у меня свои. И меня тоже не мучила совесть.

Одна бровь Ричарди изогнулась.

— Ваши любовные истории? — спросил он.

Ливия гордо подняла подбородок.

— Я женщина. Я смертельно ранена, но еще жива. Да, мне нужно было чувствовать, что меня еще ценят мужчины. Видеть, что могу еще вы звать у мужчины заинтересованный взгляд или улыбку, получить букет роз или любовное письмо. И кому я должна была хранить верность? Тому, кто бывал дома раз в несколько месяцев? Тому, кто не стеснялся унижать меня, появляясь на людях с другими женщинами? Если бы вы видели, какая жалость была написана на лицах у наших друзей и важных знакомых! Возможно, таким образом я надеялась причинить ему немного вреда.

— Прошу вас, синьора, извините меня. Я не хотел вас обидеть, это меня не касается. Я лишь хотел узнать, есть ли кто-то, кто хотел бы каким-нибудь образом избавиться от вашего мужа. Например, для того, чтобы получить вас.

— Нет, комиссар. Я уже много месяцев ни с кем не встречаюсь. Вы легко можете это проверить. Всю эту неделю я провела в Пезаро, у своих родителей. Одна, как всегда.

Прощаясь с Ричарди, Ливия, перед тем как опустить на лицо вуаль, повернулась к нему и неожиданно улыбнулась сияющей и очень нежной улыбкой. Потом склонила голову и посмотрела на него долгим глубоким взглядом.

— Я остановилась в «Эксцельсиоре», комиссар. Если я вам понадоблюсь, чтобы сообщить еще что-то, пошлите за мной. В любом случае завтра утром я буду в больнице на опознании.

21

Ричарди увидел, что Майоне еще не ушел, и поручил бригадиру проводить Ливию до гостиницы, а также проверить в полицейском управлении Пезаро, все ли время Ливия находилась там в те дни, которые назвала, и действительно ли была одна.

После этого комиссар решил вернуться домой, ему было холодно.

По дороге он мысленно пытался расставить по порядку те факты, которые узнал за этот долгий день опросов. Он испытывал знакомое тревожное ощущение: чего-то не хватает. Будто он забыл что-то сделать, потерял какую-то вещь или неправильно оценил некое обстоятельство. Кто-то сказал что-то важное и необходимое, а ему никак не удавалось вывести это «что-то» на поверхность сознания и использовать. Кто же это был? И что сказал?

Ветер срывался, чем дальше, тем сильнее. На опустевшей улице слышалось его завывание в воротах домов, стук ставней и цоканье копыт чьей-то лошади по большим камням мостовой. Няня приготовила ужин и ждала комиссара, а сама тем временем шила что-то для какого-то дальнего родственника из Фортино. Увидев питомца, она, как всегда, принялась заботливо ворчать:

— Новое дело, да? Еще одно убийство. Это сразу видно, у вас лицо меняется. Дело для вас становится навязчивой идеей. Когда человек на работе, он работает. Но дома он должен думать о своих делах. А вы — нет, вы всегда думаете о мертвецах, крови и ножах. Почему бы вам вместо этого не подумать, как создать семью? Уже вводят новый налог, его должны платить те, кто не женат. Так что же вы делаете — платите налог? Чего вам-то не хватает? Вы могли бы подцепить лучшую женщину Неаполя, вы же красивый и богатый. И еще молодой. Думаете, всегда будете молодым? Мне вот кажется, я только вчера была красивой девчонкой, а сейчас старая развалина. И вся моя жизнь прошла рядом с кем? С человеком, который даже не хочет иметь детей! Не желает хоть немного порадовать бедную старушку! Сколько мне потребуется мужества это терпеть!

Ричарди, которого успокаивали жалобы няни как фоновый шум, ужинал, размышляя о своем деле. Он, несомненно, выяснил, каким человеком был Вецци. Темная, ужасная личность, в которой соединились все самые худшие стороны человеческой натуры. Невероятно талантливый, благодаря своему таланту он умел очаровывать людей. Но на ком он пробовал свои чары? На людях своего окружения, за пределы которого практически не выходил.

Однако у Вецци была жена, красивая и вначале влюбленная в него. Возможно ли, что он не понял, какую драму она пережила, потеряв своего маленького сына? Ливия действительно красавица. Несомненно. Даже он, обычно мало обращавший внимание на женскую красоту, заметил это. Восхитительная женщина. И есть в ней что-то кошачье. Она уж точно не внушает доверия, и ее присутствие не успокаивает. А няня продолжала свое:

— Спокойная, тихая женщина, вот кто вам нужен. Такая, которая сможет заботиться о вас, когда я умру, а это скоро случится, судя по тому, как болят мои старые кости. Только я одна и знаю, как устаешь от работы, чтобы поддерживать в порядке этот дом. А еще стирай, гладь, развешивай, пришивай пуговицы, которые вы все время теряете. И готовь ужин, который остывает, потому что вы никогда не возвращаетесь домой по вечерам. Разве это жизнь?

Можно ли убить человека из-за женщины? Он видел, как людей убивали из-за гораздо меньшего, чем глаза Ливии и аромат ее тела. Но кто мог войти в коридор гримерных во время спектакля? Чужака заметили бы все, но свой человек, кто-то из театра, мог пройти незамеченным. Вошел в гримерную и вышел из нее? Но как? Ричарди рассеянно улыбнулся Розе, поцеловал ее в лоб и пошел в свою комнату.

Морские волны, подгоняемые ветром, с ревом обрушивались на скалы. Из окна номера на третьем этаже отеля «Эксцельсиор» просматривались высокие гребни пены, ночью обычно серые, и лодки рыбаков, пришвартованные далеко от берега, беспорядочно качающиеся на волнах. Ливия курила в темноте и смотрела на морской пейзаж, который буря заставила двигаться.

Она могла бы уйти отсюда, Марелли, импресарио Арнальдо, пригласил ее на ужин. Он сказал Ливии, что теперь она могла бы вернуться на сцену, поскольку фамилия Вецци больше для нее не препятствие, а, напротив, прекрасная реклама. Теперь над ней больше не будет довлеть тень великого тенора. «Теперь» — и это главное! Теперь она свободна.

Но чувствует ли она себя свободной? Или появится еще один призрак — образ Арнальдо? Его дыхание, его руки. Голос. Арнальдо, каким он был вначале, и Арнальдо, каким стал потом. Может быть, судьба такого человека, как он, и могла сложиться только так. Она боялась увидеть труп — боялась, что в конце концов это окажется не он.

Ливия не знала, почему заговорила сегодня с комиссаром о своих отношениях с мужем. Затягиваясь сигаретой, она подумала, как давно ни с кем не говорила о нем. Даже ее родители, которые всегда были с ней рядом, очень заботились о ней и после смерти Карлетто называли «бедная Ливия», много лет не слышали от нее ни одного слова об Арнальдо. Не спрашивали о нем, потому что, конечно, догадывались, как обстоят ее дела. А сегодня в такую серьезную минуту она призналась незнакомому человеку в своих самых потаенных чувствах.