— Вот как. Много думала об этом?
— Достаточно.
— Особенно в последнее время?
— Как угадал?
— Ну а как же. Я запретил всякие такие отношения. И сразу после…
— Как раз наоборот. Хотя… Ну-ка посмотри на меня, — повернула его за плечо, в глаза темные, теряющие всякую свою факирскую защиту, заглянула. — Скажи, только честно, порадуй девочку, — ты на самом деле придумал этот запрет, чтоб от меня отделаться?
Он молчал, а она все смотрела ему в глаза, и даже если Крис хотел скрыть, ничего бы у него не вышло. Он потянулся, — лицо в ладони взять, к себе губы ее пухлые притянуть. Она легонько толкнула его пальцами в то самое место меж бровей, где, когда он смотрел на нее, разглаживалась озабоченная морщинка…
— Ну и что ты там увидела?
— Не скажу, — отвернулась она.
— Тебе было бы легче, если бы я… сразу после того… забыл бы о тебе до следующего раза?
— Может быть, — подумав, согласилась. — Когда не веришь, все-таки легче.
— Как это?
— Обманывают тех, кто поверил. Неверящих не обманешь.
— Если тебе так легче, считай, что я вспомнил о тебе только сейчас, — сказал он, обнял, потянул к себе мягко.
Она руку отстранила, но не отпустила. Сама потянулась губами. Он поймал ее губы, положил ладонь на грудь, и они медленно опустились на землю.
Катя обняла его, притянула к себе, губами прижалась к щеке, обхватила его губы, язычком острым трепетнула… Он тело свое гибкое переместил, она ноги раздвинула, согнула в коленях, рукой крепко провел снизу по ноге.
Она губы его выпустила, отвернулась, уперлась ему в грудь.
— Ты что? — хрипло сказал он, с трудом справляясь с голосом.
— Нет, капитан, так не будет.
Вывернулась ловко, откатилась, села, юбку одернула.
— Почему? — сел взлохмаченный Крис.
— Потому что капитан не меняет своих решений, когда захочет. А решил ты все правильно. Ради команды. Чтобы ребята не передрались.
— А я могу временно сложить с себя обязанности, — почесал он затылок.
— А потом снова их взять? — улыбнулась она, сожалея. — Так не бывает.
— Пожалуй, — согласился он. — Слишком было бы похоже на предательство.
— Вот именно.
Встал, подбросил веток в огонь. Она следила за ним. Если бы он не послушал, сделал то, что хотел и чего хотела она, наплевав на остальных, все было бы привычнее и проще.
— Совсем я тут с вами сбилась, — пожаловалась она. — Все не как у людей. Сорвешься — тебя подхватят. Утащат — вы освободите. Последний кусок на всех делим. В город вернемся — там все по-старому. А здесь, с тобой… Я вот знаю, сейчас лягу, голову положу тебе на колени, глаза закрою — и могу спать спокойно. Потому что верю тебе.
— Веришь? — спросил он.
Вместо ответа она подтянулась к нему, положила голову на колени, ладонь под щеку и зажмурила глаза.
Так и проспала до утра, улыбаясь во сне. А Крис сидел, смотрел Кате в лицо, иногда тихонько поглаживая ей лоб, глаза закрытые… И один только раз осторожно прикоснулся к ее губам.
Весь следующий день потратили на спуск к лесу, пока не уперлись в овраг.
Он был довольно глубок, с крутыми склонами, поросшими мелколистым буком. Земля темнела ближе ко дну. Там должна была быть вода.
Спускаться было несложно. Хотя корни бука здесь росли все наружу. Их не видно было под густыми перистыми листьями папоротника. Почва между корнями была вымыта, и они то и дело спотыкались об них, хватались за ветки и стволы, чтобы не упасть.
Спускались за Крисом змейкой.
Юнг шел за Светкой, упрямо глядя в стриженый ее затылок, на тонкую шею, три острых позвонка.
Вдруг оступилась, вскрикнула, замерла, вглядываясь под ноги.
— Что? — подскочил тут же Юнг.
— Н-не знаю, — растерянно произнесла она. — Что-то там есть.
— Где?
— Ну в этих вот корнях, — стукнула ногой опасливо по толстому корню. — Что-то двинулось и звук такой…
— Как рычание? — закрутился на месте, высматривая, Юнг. — Такой звук: «Хры-а-а-у?» — попытался изобразить.
— Как? — засмеялась Света.
— Ну как будто большая кошка зевает, — обозлился на себя Юнг.
— Скорее уж вздыхает. Ух-х-хы-ы. Это ты мне всю дорогу в спину сопишь?
И, не дожидаясь ответа, побежала догонять Тартарена. Юнг присел, папоротник руками раздвинул. Корни серые, коричневые и желтые, переплетаясь, тянулись по земле.
Наверху вдруг шелестнуло что-то. Юнг мгновенно поднял голову. Такое же серое и желтое переплетение стволов и веток. Толстенькие, длинные, пятнистые плети свисают. Колышутся на ветру и молчат.
— Нам обоим что-то кажется. Только каждому свое, — грустно сочинил Юнг и заспешил вниз за Светой.
Земля на дне оврага была влажная, жирная и черная, а вода мелкая и пахла болотом.
Крис пить ее запретил, сказал, чтобы Тёма сначала отфильтровал в своем термосе.
— Зря мы сюда забрались, — оглядываясь, сказал Тартарен.
— Тухлое место, — поддержал Гена. — И ни одного самого незрелого плодика. Ни банана, ни какого-никакого авокадо. Правда, Леш?
— Да, если бы только… Вы заметили, как здесь тихо?
— Ты о чем? — спросил Крис.
— Птицы, — поднял палец Тартарен.
— Где? — потянул из-за спины лук Тёма.
— В том-то и дело, — торжественно произнес Тартарен. — В джунглях они все время орут. А здесь?
Прислушались. Действительно — тишина.
— Мертвая, — загробным голосом сказал Гена.
— Перестань, — нервно переступая, попросила Катя.
— Тс-с-с, — приложила палец к губам Света.
С-с-с-с-с… — повторилось со всех сторон.
— Что это? — шепотом спросила Катя.
— Подумаешь, эхо, — сказал неуверенно Юнг.
— Откуда же здесь эхо?
— Нет, — внимательно глядя на клубок лиан, свесившихся с ветки бука, произнес Тёма. — Это не эхо. Это…
— Ой, они движутся! — вскрикнула Катя.
— Змеи! — закричала Света.
— Где? — озираясь и ничего такого не замечая, спросил Жариков.
— Вон, — выбросили Тёма, Катя и Света руки. Но каждый в свою сторону.
— Да они везде тут! — завопил Тартарен.
Солнце вдруг прорвалось на мгновение сквозь плотные облака листьев и разом осветило жуткую картину.