— Да не нужны мне твои откровения!
Тартарен не понял, что здесь что-то не так с этим журналом и записью и что лучше ему сделать то, о чем просит Юнг. Тёма понял. Взял ежедневник, пробежал глазами раскрытую страницу, передал Тартарену.
— Да вы что, не слышите меня, что ли? — страдая, подняла брови домиком Катя.
Ее пухлые губы задрожали, она готова была разреветься, но вовремя остановилась, увидев, как ребята переглядываются, поняла, что у них появился какой-то план, вопросительно взглянула на Юнга.
— Классно ты все описал, — похвалил Тартарен.
— Крис знал, кому доверить это дело, — сказал Тёма, передавая Кате журнал, открытый на страничке с одной строчкой.
— Вы как хотите, — повысил голос Тартарен, — а я насчет захвата судна пас.
— И правильно! — неестественно бурно поддержал его Юнг. — Дверь, — подошел, ткнул плечом, — закрыта. За дверью охранник. Вооружен, между прочим, не дротиком, а нормальным стволом. Так что… Кстати, Тём, — заметил он между прочим, — у тебя бинт в сумке, кажется, был.
— Да, а что?
— Да я руку рассадил, — завернул локоть Юнг.
Тёма подошел к сумке, которую почему-то аккуратно перенесли вместе с ним из комнатушки, где их обрабатывали газом, в кают-компанию яхты. Откинул клапан, для виду чиркнул молнией, порылся, на самом деле тщательно ощупывая ткань, молнии и швы. Ребята внимательно следили за ним, пока Катя читала в журнале запись Юнга:
«Нас прослушивают и просматривают. Телекамера в сумке Тёмы».
Тёма не сказал, но по лицу видно было: «Есть! Нашел!»
Откинутый клапан сумки поровнее расстелил на полу, невысоко приподнял ногу, резко опустил. Под подошвой что-то хрустнуло.
— Как ты догадался-то? — Тартарен разглядывал извлеченные из распоротого клапана кусочки пластмассы, мелкие детальки, крохотный аккумулятор.
— Там у Минаева вся стенка в мониторах — и на них наши приключения в деталях. Я все пытался понять, каких эпизодов не хватает. Потом понял — тех, в которых не участвовал Тёма со своей сумкой. Потом эта шестерка минаевская проговорился, что сумку увел и затем подбросил нам Жариков.
— Ну и…
— Сопоставил — и вот.
— Отлично, мы обезвредили телекамеру, — подвела черту Катя. — Дальше!
Юнг оценил собранность, энергично сжатые кулачки и лицо, потерявшее детскость:
— Ты пока будешь сидеть и ждать.
— Почему?
— Потому что Крис не простит нам, если с тобой что-нибудь случится.
Попал — Катя расслабилась и упала в кресло, — значит, не она одна верит, что Крис жив… Возразила слабо:
— Но я тоже хочу…
— У тебя будет такая возможность, — пообещал Юнг. — А сейчас… Тартарен!
Тартарен подскочил к двери, нацелился в нее плечом.
— Нет! — остановил Юнг. Свистящим шепотом пояснил: — Там в самом деле охранник. Он вооружен.
Ткнул пальцем — окно!
Тартарен подошел, повернул ручку, дернул, круглое пластиковое окошко приоткрылось на щелочку.
— Работает как форточка, — ухмыльнулся Тартарен, вставил пальцы в щель, резко дернул — оторванный иллюминатор упал в каюту летающей тарелкой. — А теперь — как окно.
— Или как дверь, — высовываясь по пояс, поправил Юнг.
Оценил гладкость сияющего белизной борта, понял, что по нему никуда не заберешься. А им надо было забраться на самый верх, в капитанскую рубку. Он спрыгнул внутрь, посмотрел на Тёму.
Почему в Тёминой сумке оставили веревки и крючья? Чтобы он не выбросил ее с досады вместе с телекамерой за борт? О том, что по этим веревкам, зацепив их за поручень, Тёма с Юнгом в два счета доберутся до капитанской рубки, они не подумали? А зря.
Они уже болтаются вдвоем на веревках, ногами упираясь в борт. Белая пена под ними весело искрится, солнце слепит, отражаясь от волны, они отталкиваются, взлетают, поднимаясь все выше, ухватившись за поручень, перепрыгивают через него. Юнг распахивает дверь в рубку, они вваливаются один за другим и застывают в недоумении.
— Куда они все подевались? — вслух спросил Тёма. — Мы что, на автопилоте плывем?
В рубке пусто, и сама она какая-то странная. Где, черт возьми, капитанский мостик? Куда делся штурвал? Труба, в которую с наслаждением можно кричать: «Полный вперед!» Ничего этого нет. Рубка мало чем отличается от экранного зала там, в Столовой горе, разве только вся белая и впереди окошко, чтобы смотреть на нос катера, как он режет волну. А так тот же столик темного стекла, пульты и клавиатура, мышь и экраны мониторов, на которых схемы, маршруты, карты, что-то движется, мигает, крутятся циклоны, пульсируют темным очаги будущих бурь.
У Юнга зарябило в глазах, а Тёма сразу заметил самое важное.
— Они все видели.
— Что?
Тёма повернул Юнга к маленькому плоскому экрану в углу стола. На нем отлично были видны внутренность их каюты и Тартарен без головы, только плечи, руки, вся мощная его фигура, потому что голова просунута в иллюминатор, а остальное не пролезает, остается только смотреть снизу вверх, как твои друзья лезут по гладкому борту и спрыгивают в капитанскую рубку. Катя стоит рядом, спрашивает с беспокойством: «Ну как?» Тартарен бурчит, как из бочки: «Все нормально».
— Ну что, сынки, облом? — послышалось сзади.
Капитан в белой фуражке с золотым кантом расправлял осанисто плечи, кривил презрительно тонкую линию губ, бритый подбородок его с ямкой зловеще задран, а рядом стоял остроносый Филиппыч с красными от недосыпания глазами и стволом в руке.
— Отойти! — скомандовал остроносый, шевельнув стволом.
— Повернуться, — внес лепту капитан.
— Руки за голову, — дал понять, что командует он, остроносый, — на колени.
Удовлетворенно хмыкнул, наблюдая, как послушно двигаются под прицелом Тёма с Юнгом.
— Ну вот — всего делов-то. И чего Минаев с ними так долго возился?
— Игра, — пожал плечами капитан.
Остроносый поднял пистолет за ствол, нацелился рукояткой в затылок Юнга — оглушить, сбросить в трюм. И тут же сам почувствовал твердое, бьющее в затылок. Пистолет выронил, упал мягко на бок. Капитан сразу поднял руки, сдаваясь, хотя его об этом не просили.
— Ребята… — сказал Крис, и голос его дрогнул.
— Вовремя ты, — легонько хлопнув Криса по плечу, улыбнулся своей особенной улыбкой Тёма.
— Как ты здесь оказался? — восхищенно-растерянно спросил Юнг.
— Потом, — спешил куда-то Крис, как будто это в порядке вещей — объявиться на яхте в открытом океане, куда ты попасть не мог хотя бы потому, что все видели, как два часа назад ты упал, разбился и утонул.