Кони совсем уж успокоились, с удовольствием хрупая травой. Небо наливалось синевой, ожидая первые звёзды.
Горы высились в торжественной, соборной тишине.
Только где-то далеко-далеко завыл волк, тоскливо жалуясь на неудачную охоту.
У пещеры разгорелся небольшой костёр, невидимый из долины, и тьма вокруг будто сгустилась. А в небе вспыхнула первая звезда.
1
С лошадьми дело пошло легче — лишние мушкеты и прочие причиндалы навьючили на животин, а те не возражали.
Корсары шли осторожно, избегая мест, удобных для засад.
Они давно уже находились на индейской территории, но сейчас, практически рядом с деревней Хайовентхи, опасность стычки возрастала многократно.
Конечно, в бою они положат немало народу, но и самих их перебьют.
Никакой мушкет не спасёт от десятка выпущенных по тебе стрел, хоть с двух рук пали.
Деревня показалась внезапно — тропа вывела отряд на невысокий перевал, и с него открылось становище.
И не маленькое — десятки «длинных домов» — овачир располагались на плоском холме. Каждую овачиру занимал один род, возглавляемый сашемом — старейшиной.
Становище окружал высокий частокол, за которым пролегали поля, засеянные маисом, и огороды.
Деревня жила своей жизнью и выглядела очень мирной — скво, сидя на солнышке, под стенами из плетёных прутьев, обмазанных глиной, перебирали травы, мужчины выделывали кожи, обжаривали жёлуди, чинили оружие.
Бледнолицые, хоть и едва закогтились за краешек побережья, уже неслабо влияли на ирокезов.
Индейцам весьма по вкусу пришлись стальные ножи и топоры, ткани и ружья. Все эти сокровища можно было выменять у белых торговцев за шкурки бобра.
Бедных грызунов вскоре полностью истребили на просторах от Большой Солёной воды до озера Онтарио, а потому ирокезы принялись занимать охотничьи угодья соседних племён, разгорались настоящие бобровые войны.
Ну а ежели соседи были неуступчивы, то их истребляли, как могикан. Ну не настоящие ли гадюки?
— Пора, ребятки, — сказал Олег. — Я в гости, а вы занимайте места в партере. Свою трубу я вам оставляю. Смотрите во весь глаз!
Когда я увижу Гли-Гли, то подниму лук — типа, приветствую, а вы замечайте, в каком доме её держат.
Если у меня не получится днём, попробуйте вы — ночью…
— Мы помним про план «Б», — буркнул Пончик и насупился.
— Повторение — мать учения. И… работаем.
Нагруженные мушкетами, корсары побрели скрадом, выходя на поросший лесом склон, что поднимался совсем близко к ирокезскому селению.
Олег вскочил на чалого, имея с собою лишь нож в чехле, лук да колчан. И полотняную торбу, расшитую сушёными ягодами да иглами дикобраза.
Подбодрив коня пятками, он направился к воротам деревни.
Всякое могло статься с ним, но Олег надеялся на свои навыки да на кой-какие познания о варварах. А варвары везде одинаковы.
Вон те же древние аланы, знать не знающие, что кроме их степи существуют какие-то европы с америками, точно так же, как сиу, украшали поводья своих коней скальпами врагов.
Деревенские не выставляли дозорных, полагаясь на страх, испытываемый чужаками перед своим именем. Ирокезами пугали детей в селениях даже сильных чероки.
О, заметили!
Индейцы резко оживились, углядев одинокого конника, и высыпали наружу, за ворота.
Потом все так же организованно вернулись, видимо исполняя чьё-то ценное указание.
Олег миновал ворота и двинулся по своего рода улице между двух рядов овачир, здорово смахивавших на бараки в каком-нибудь колымском лагпункте. Только крыши были полукруглые, заделанные корою вяза.
Толпа любопытствующих жалась к стенкам, но, как только Сухов проехал к подобию центральной площади, ирокезы потопали следом.
Олег не оборачивался, вид имея непринуждённый, но и неприступный. Лишь один раз к нему подскочил индеец, длинный как жердь, и ухватился за повод.
В руке у Сухова, словно из воздуха, появился нож, чьё лезвие было мгновенно приставлено к горлу наглеца.
— Kaгo! — сказал он с властным превосходством. — Не тронь! [26]
Этим Олег почти исчерпал свой словарный запас, но на длинного подействовало.
А вот, кажется, и вождь явился…
Со стороны такой же овачиры, как у всех, величественно двигался индеец средних лет, кряжистый и плотный.
Близость к народу выражалась и в его одежде — вождь носил такие же ноговицы, что и простые воины, а задницу прикрывал повязкой, смахивавшей на миниюбку, одетую поверх штанов.
Воины, следовавшие за своим вождём, были без рубах, их голые торсы украшали лишь ожерелья из клыков и когтей медведя, а вот у Хайовентхи на плечах лежала накидка из покупного бархата, расшитая бисером и украшенная по краю хвостами горностаев.
Ирокезы из свиты вождя выглядели весьма свирепо и пугающе, они смотрели на Сухова так, будто собирались его съесть, только не знали, с чего начать, с какой стороны обгладывать — с головы или с ног?
Олег вовремя вспомнил, как однажды очутился в окружении монгольских нукеров. Прояви он тогда малодушие — всё, никогда бы ему не стать эльчи, личным посланником самого Батыя. Срубили бы ему голову, и всего делов.
Оглядев жестокие лица краснокожих, Сухов улыбнулся и рассмеялся тихонько. Ей-богу, как дети… Пугают.
Спешившись, он обратился к вождю, поднимая перед собой правую руку, открывая ладонь — древний символ мира и добрых намерений:
— Приветствую тебя. Я вижу перед собой Хайовентху, великого воина и вождя ходинонхсони!?
Вождь приосанился, горделивое выражение на его плосковатом лице укрепилось ещё более.
Он медленно проговорил, обращаясь к Сухову:
— Мы удивлены, что белый человек не побоялся явиться к нам. Как твоё имя… и откуда у тебя лошадь храброго воина Аххисенейдея?
Сухов усмехнулся. «Мы, Николай Вторый…»
— Бледный Бендиго наверняка передал тебе моё имя, вождь. Я тот, кто пришёл за Гли-Гли.
Ирокезы, знакомые с языком бледнолицых, сделали перевод, и по толпе прошёл ропот.
— А лошадь я отобрал у Аххисенейдея, — неторопливо продолжил Олег, — убив всех. Человек десять или больше, не помню уже.
Едва знатоки передали эти слова толпе, индейцы вскричали как один.