— В любом случае, помочь надо, — подвёл черту Чистюля. — Людям, которые собрались испанцев бить, да не помочь — это каким же гнилым человеком надо быть! Верно?
— Верна-а! — заорали буканьеры.
На том и порешили.
После обильного угощения (на первое — мясная похлёбка, на второе — мясо тушёное, на третье — мясо жареное, без хлеба) матросы по самоназванию и матросы настоящие собрались на охоту.
Само собой, в первый день никто никакой облавы не устраивал. Следовало для начала сыскать подходящую долинку, нарубить жердей и кольев, превратить её в загон.
Да ещё и весь путь обложить, завесить, чтобы одичавшие лошади не свернули, не разбежались, а попали именно туда, куда их «приглашают».
161
Дня через два буканьер по имени Пятачок вернулся в деревню и сообщил, что видел большой табун, голов в двести, и совсем рядом, у Зеркального озера.
И на другой день охотники отправились к тому самому озеру.
Ветер дул на «мустангеров», поэтому дикие лошади не тревожились — паслись, неторопливо переступая в высокой траве, обмахивались хвостами от назойливой мошкары, встряхивали гривами.
Вожаки бдительности не теряли — они тоже хрумкали сочным подножным кормом, но то и дело выпрямляли шею, втягивали воздух чуткими ноздрями.
Животины вырастали поколение за поколением, не зная хищников, но память о них хранилась в крови, заставляя настораживаться и беречься.
Единственным врагом одичавших лошадей мог считаться человек, но те же буканьеры предпочитали говядину и свинину.
Додуматься же до того, чтобы вернуть коней под седло, никто из них не поспел.
Да и зачем охотнику лошадь? Чтобы быстрее достичь угодий?
А куда спешить-то? Вся жизнь впереди.
Да и лошадь не может быть сама по себе, ей уход требуется, конюшня, корм. А зачем мателоту этакая обуза?
Ну а ежели корсары такое желание возымели — конницей палубу заменить, — то отчего ж не подсобить? Враг-то у них общий — испанцы.
Грех не помочь, правду глаголет Чистюля…
Олег осторожно высунулся из-за кустов.
Да, табун отменный. Кони сильные, здоровые, с норовом.
Недели две придётся потратить, чтобы приучить к себе этих хвостатых и гривастых дикарей. Но лошади быстро привыкают к человеку, это вам не зебры с антилопами…
— Катакоа! Свинтус! — окликнул Сухов. — Спускайте собак!
Целая свора псов, еле сдерживавшая дотоле утробное рычание, рванулась с места, басистым лаем смахивая тишину.
Кони заметались, испуганным ржанием озвучивая смятение, а собаки грамотно окружали их, оставляя единственный путь к спасению. Туда и понёсся табун, аж земля затряслась от топота копыт.
— Шумим, братцы! — крикнул Олег. — Шумим!
Корсары и буканьеры вскочили, вопя и свистя.
Раздалась пара выстрелов.
Лошади перешли на галоп, отбрыкиваясь от собак, храпя и тряся головами.
— Отсекай! Отсекай!
— Ёш-моё! Справа!
Ну мателоты дело своё знали туго — не впервой им облавы устраивать. Загонщики на флангах тоже спускали мечущихся псов, и те, радостно визжа, принимали участие в увлекательнейшем занятии — охоте.
А уж зарежут ли хозяева живность или пощадят, разницы нет, лишь бы скакать, лаять и гнать, гнать, гнать!
Прогалы в густых зарослях были перегорожены «ежами» — острые колья буквами «X» привязывались к поперечине, и только глупая коняка могла перескочить такое препятствие.
Её умные товарки опасались распороть животы, предпочитая бежать со всеми вместе.
А бежать пришлось не слишком долго, то и дело шарахаясь от охотников и собак по краям уготованной табуну дороги.
Вот и укромная долинка, выбранная буканьерами.
Гнедой вожак первым ворвался в её пределы и описал большой круг в попытке выбраться из тупика — долина была основательно перегорожена.
Табун заметался, опасаясь прорываться через набегающую свору, а тут и люди подоспели, натащили «ежей», жердей, загородили долинку, превращая её в большой-преболыной загон.
И всё сразу стихло.
Охотники ушли, их одежда, пропахшая кровью, уже не беспокоила чутких лошадей, да и собачий лай отдалился.
Часть людей осталась, но эти вели себя спокойно, не делали резких движений, а просто стояли.
Табун постепенно успокоился.
Кобылы с жеребятами принялись щипать травку, и только вожак продолжал гневаться, грозно наскакивая на изгородь и пугая людей.
Но те пугались не шибко, встречая его нападки смехом и ласковыми голосами, требовавшими не баловать.
Сухов утёр пот со лба и сказал:
— Это самое… Лошадники, ко мне!
Подошли человек десять, в том числе Шекер-ага.
— Кобылицы нам ни к чему и жеребята тоже. Этих надо выпустить. Сегодня вряд ли что выйдет, а вот завтра с утра и займитесь. Давайте пока пристроим ещё один загон, начнём с завтрашнего дня объезжать коня-шек. Сёдел не обещаю, но у испанцев они определённо имеются. Вот и займём! Или сами понаделаем, шорники вроде как не перевелись. Вопросы есть? Вопросов нет.
Неделю спустя табун поредел — в нём остались одни жеребцы — и разделился на два — в «старом» загоне носились временно не укрощённые, а в новом объезжали тех, кто свыкался с подчинением воле человека, находя в этом немало удобств.
Одни стебли сахарного тростника чего стоили — сладчайшее угощение! Или, скажем, лепёшка с солью. Мм…
А как приятно, когда тебя щёткой трут или хотя бы пуком сухой травы!
Короче говоря, лаской да заботой можно было добиться куда большего, нежели силу применяя.
Ещё пару раз буканьеры загоняли в Конскую долину табуны поменьше числом, но дело шло быстрее — объезженные кони хорошо «влияли» на диких, и те смирели.
Добрый месяц трудов дал свои результаты — две сотни послушных, выносливых животных составили пиратскую конницу.
Местные умельцы и шорники из корсаров изготовили за три недели полсотни неказистых, но прочных сёдел, благо шкур было — ну прямо завались.
Сухов припомнил свои навыки в кузнечном деле, да и Быков кое-что в этом соображал — сам себе мечи ковал в пору увлечения историческими реконструкциями.
Среди корсаров, вчерашних деревенских парней, умельцев тоже хватало, так что к середине июня все лошади были подкованы, и сбруи имелось в достатке, да и сами конники уже куда больше отвечали званию кавалериста — кто сперва сидел охлюпкой, сбивая себе задницу, приноровился к верховой езде.
В свой первый поход командор решил взять только самых умелых наездников — королевских мушкетёров, каковых под его началом было ровным счётом двадцать человек.