От Бринка не скрылось, что Волленштейн заинтересовался.
— Врач? Неужели? И где вы с ней сталкивались?
— В Дакаре, — ответил Бринк и вновь поднес сигарету к губам. Странно, рука даже не думала дрожать, а вот в животе сохранялось неприятное ощущение. — И в Англии, — добавил он. — У ваших евреев.
Волленштейн тотчас изменился в лице. И Бринк понял: так вот кто, значит, делал евреям уколы!
— Я не садист, — произнес Волленштейн и тотчас поспешил добавить в свое оправдание. — Они не должны были умереть так, как умерли.
Он посмотрел на часы.
— То есть у вас имеется лекарство. Я правильно понял? — спросил Бринк. Времени у него было в обрез.
Волленштейн прищурился и пронзил его колючим взглядом.
— Вы — вор, — сказал он и потер руки. Резиновые перчатки несколько раз пискнули. — Этот тип из крипо сказал, что именно за этим вы и пожаловали сюда.
Бринк покачал головой.
— Я обнаружил на некоторых телах следы от уколов. Вы использовали людей для опытов. Апробировали на них лекарства.
Волленштейн улыбнулся.
— Так все-таки, что вам нужно? Возбудитель или лекарство? — и он вновь посмотрел на часы. — Впрочем, какая разница. Ибо вы не получите ни того, ни другого.
Бринк перевел взгляд на кожаный чемоданчик. Хотя бы одним глазом взглянуть, что там внутри.
— Как вам это удалось? — спросил он.
Волленштейн потянулся за чемоданчиком, и Бринк услышал позвякивание стекла. Волшебный кокон, окружавший его и Волленштейна, разом исчез. Лишь дождь продолжал монотонно барабанить по окнам.
— И как близко вы подошли к результатам? — поинтересовался Волленштейн.
«У меня не было ваших евреев», — подумал Бринк. У него была лишь Кейт, да и та не ведала, что творила.
— Насколько я понимаю, вы нашли антибиотик? Верно? — спросил он эсэсовца.
Волленштейн слегка подался вперед и крепко вцепился в ручку. Впрочем, по глазам было видно, что нервишки у него сдают. Значит, лекарство есть, сделал вывод Бринк.
— Вы не ответили на мой вопрос. Как близко вы подошли к решению проблемы? — повторил Волленштейн.
Они с Кейт трудились не покладая рук и в результате получили актиномицин, который убил ее и, возможно, ту чернокожую девочку. Но он не собирался отвечать немцу. По крайней мере не сейчас. Вместо этого он сам задал вопрос, тот самый, ответ на который был для него важнее всего.
— Оно действует?
— Значит, у вас его нет, я правильно понял? — в свою очередь спросил Волленштейн и прищурился. — И поэтому вы прибыли сюда, чтобы украсть его у меня?
— Оно действует?
— Да, оно действует, — огрызнулся Волленштейн. Было видно, что вопрос Бринка задел его за живое. — Те евреи, которых вы нашли… Это был последний неудачный эксперимент. Те, что сейчас содержатся на моей ферме, живы. А теперь я должен… — с этими словами он направился к алтарю. Бринк схватил его за рукав пальто.
— Как вы его получили? — требовательно спросил он, не желая выпускать рукав своего визави.
Волленштейн отцепил его руку и поднес к губам палец.
— Тс-с, это секрет, — он едва заметно улыбнулся и посмотрел на чемоданчик. — Евреи. Возможно, они животные, но без них я бы никогда не получил то, что мне нужно.
И он для пущей выразительности тряхнул чемоданчиком.
Бринк вспомнил смрад, ударивший ему в нос, когда он на автостоянке при чичестерской больнице поднял брезент на кузове грузовике. Вспомнил девочку с перемазанным кровью подбородком. Нет, сейчас самое время.
— Я добился того же, никого не убивая, — солгал он Волленштейну и заставил себя изобразить торжествующую улыбку. — Четыре месяца и шесть дней тому назад, 29 января, — уточнил он. День, когда Кейт отравила себя.
— Я вам не верю.
— Я опробовал его на настоящей чуме в Дакаре, а не на подопытных… — и он махнул рукой, — и не в лаборатории.
Нужно было во что бы то ни стало убедить немца, что тому есть смысл вести с ним разговор. Лишь в этом случае эсэсовец выведет его отсюда, и тогда он получит шанс сбежать и разыскать Уикенса. Совместными усилиями они уничтожат чуму, пока еще не поздно.
Волленштейн пристально посмотрел на него.
— И как вы на него наткнулись? — поинтересовался он. Это явно была проверка.
— Образцы почвы, — ответил Бринк. — Мы изучали образцы почвы.
Волленштейн кивнул, однако вновь посмотрел на часы.
— Я должен заняться больными, — произнес он, поднимая чемоданчик и делая шаг к алтарю.
— Вы намерены их убить, так же как и Тардиффа? — кинул ему в спину Бринк. Волленштейн замер на месте и обернулся.
— Нет.
— Вы врач, — сказал Бринк. — Вы, как и я, давали клятву Гиппократа. Не навреди.
Волленштейн обернулся и ткнул Бринка в грудь затянутым в резину пальцем.
— Я причиняю вред лишь моим врагам.
Чайлдесс говорил, что они не должны ни в чем уступать врагу, но он ошибался.
— Даже не будь у вас врагов, — сказал он, — вы все равно нашли бы применение своей чуме. Я в этом убежден.
Волленштейн холодно посмотрел на него.
— Имейся она у вас, — произнес он и вновь звякнул чемоданчиком, — вы бы тоже нашли ей применение. Потому что не затем ли мы все это делаем, чтобы найти лекарство против заразы, которую вы готовы высыпать на наши головы? Чем же мы отличаемся от вас? — с этими словами он развернулся и зашагал по проходу. Его тощий подручный увязался за ним.
Когда они дошли до трех каменных ступенек, которые вели к алтарю, к ним присоединились еще двое эсэсовцев. Бринк направился следом, выдерживая дистанцию. Не слишком большую, чтобы все видеть, но и не слишком маленькую, чтобы эсэсовцы с автоматами не сочли нужным использовать против него свое оружие.
Волленштейн натянул на лицо маску, прикрыв ею рот и нос, и наклонился, чтобы поближе рассмотреть лица тех, кого Бринк отобрал для карантина. Мать Аликс сидела на полу, прислонившись к каменной стене, с ней еще шестеро. Волленштейн осмотрел каждого.
Бринк не сводил с него пристальных глаз. Волленштейн открыл чемоданчик и извлек из него шприц и стеклянную бутылочку с резиновой пробкой. Сняв пробку, он опустил в бутыль иглу шприца, а когда вытащил, то шприц был наполнен прозрачной жидкостью. Приподняв шприц, проверил дозировку. С того места, где он стоял, Бринк не мог на глазок точно определить дозу. Но жидкости было немного — один-два кубика.
Укол антибиотика получили все семеро. Немец протер им руки смоченным в спирте лоскутком ткани, после чего осторожно ввел препарат.
— Увезите их отсюда, — велел он своему подручному. — Поместите их временно в камеры жандармерии, а сами займитесь поисками грузовика, чтобы перевести их на ферму.