Аннье заметила нужного им человека, седоволосого пожилого мужчину в коричневой кепке, и указала на него. Он одиноко стоял возле окошек билетных касс. У него было вытянутое лицо и тонкие губы. Река шагнула было в его сторону, — он ждал далеко от платформы и локомотива, в безопасном, по ее мнению, месте, — но Аннье схватила ее за руку.
— Я сама, — сказала она. — Жди нас здесь.
Река согласно кивнула, и ее спутница направилась к человеку в коричневой кепке. Затем Река бросила еще один взгляд на толпу. Полиции или вообще людей в форме нигде не было видно, во всяком случае, никто не обратил внимания на Аннье, прокладывавшую путь среди массы людей. Река прислонилась к колонне и сделала вид, будто изучает расписание поездов. Аннье приблизилась к незнакомцу в кепке. Она что-то сказала ему, и тот ответил ей. Река отвернулась на мгновение, чтобы снова посмотреть на платформу и краем глаза успела заметить какое-то движение. Расталкивая людей на своем пути, к Аннье устремилось несколько мужчин в штатском, возникших непонятно откуда. Они тут же схватили Аннье за руки.
Река быстро спряталась за колонну, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди. Затем, набравшись смелости, осторожно выглянула и увидела, что двое ведут Аннье, держа ее за руки выше локтей, а третий шагает впереди, прокладывая путь в толпе. Река поискала глазами человека в коричневой кепке, но тот как будто испарился. Она прижалась спиной к колонне, слушая, как бешено колотится сердце. К ней так никто и не подошел. Минут через пять, после того как пульс вернулся в норму, она бросилась в бегство, в сторону Димен-Норд. Нужно поскорее вернуться обратно в магазин Хенрика и предупредить остальных об аресте Аннье. Рано или поздно Аннье непременно заговорит и сообщит немцам, где они прячутся. В гестапо языки развязываются у всех.
— Гауптштурмфюрер! — раздался чей-то голос, и Пройсс поднял голову от письменного стола. В дверях его кабинета стоял высокий, как и большинство голландцев, мужчина в поношенном пальто. В руке он сжимал коричневую кепку.
— Да, — отозвался Пройсс, раздраженный тем, что охрана пропустила к нему этого человека. Никто не мог по своей собственной воле беспрепятственно пройти в это здание на Ойтерпестраат. Охрана еще поплатится за свое разгильдяйство.
— Что вы хотите? — спросил Пройсс, закрывая свой гроссбух, в котором содержались данные о числе евреев, под конвоем отправленных утром по его приказу из здания еврейского театра на станцию Мейдерпоорт для последующей транспортировки в Вестерборк. Тысяча двести девятнадцать человек.
Незнакомец протянул Пройссу солдатскую книжку и удостоверение личности, какие носят с собой все солдаты. Значит, это все-таки немец, а не голландец, понял Пройсс. Открыв удостоверение, он увидел фотографию незнакомца, а на противоположной странице его имя и звание. Герман Гискес. Подполковник абвера, военной разведки.
— Я не в форме, — пояснил Гискес слегка виноватым тоном. Судя по всему, ему около пятидесяти, решил Пройсс.
Пройсс не удосужился встать, но взмахом руки пригласил абверовца сесть. Этот Гискес старше его по званию, но он из военной разведки вермахта, а не из РСХА, СС или СД. Гискес, похоже, не счел такую реакцию оскорбительной и спокойно сел.
— Я привел одну женщину, — сообщил он. — Я только что схватил ее на железнодорожной станции. Подумал, что вам, возможно, захочется пообщаться с ней.
А вот это уже нечто необычное. Еще не было случая, чтобы офицер абвера приводил кого-то из задержанных в этот кабинет на Ойтерпестраат. Пройссу это показалось одновременно и подозрительным, и любопытным.
— А зачем нужно с ней разговаривать?
— Она утверждает, что в момент ареста вместе с ней была еще и некая еврейка. К сожалению, этой самой еврейке удалось скрыться.
Пройсс презрительно фыркнул. Подобное вполне в духе абвера. Эти болваны не способны отличить еврейку от цыганки.
— Чего вы хотите? — спросил он, доставая пачку «Нила» и закуривая. Гискесу он сигарету не предложил. Для абверовцев эта марка сигарет слишком хороша. Офицеры СС и СД всегда путешествовали с комфортом и не чурались роскоши. Что касается абвера, то… Пройсс не знал об условиях их жизни на войне, но предполагал, что те далеки от первоклассных.
Гискес, нимало не смущаясь, улыбнулся.
— Поскольку она упомянула о еврейке, то я решил, что она может пролить свет на прячущихся евреев. Вы ведь специалист по данному вопросу, верно?
Пройсс кивнул.
Он возглавлял амстердамское отделение 4-го управления РСХА (В-4), занимавшегося евреями. В сферу его компетенции входили все вопросы, связанные с амстердамскими евреями.
— Ну что же, давайте поговорим с вашей подопечной, — сказал он. Раздавив окурок в пепельнице, он спрятал сигареты в карман мундира и, выйдя вслед за Гискесом из кабинета, спустился по лестнице в подвал бывшего школьного здания. В подвале был низкий потолок, что тотчас вызвало у Пройсса приступ клаустрофобии.
Гискес открыл дверь и отступил в сторону. Помедлив какое-то мгновение, Пройсс вошел в крошечную клетушку. На стуле в углу сидела молодая женщина. Примерно час назад она вполне могла выглядеть очень даже хорошенькой: круглое лицо, голубые глаза, светлые волосы. Сейчас у нее покрытые синяками руки. Под глазами тоже синяки. Из лопнувшей губы и одной ноздри сочится кровь. А еще ее бьет дрожь, отчего расшатанный стул, на котором она сидит, скрипит, как старая расстроенная скрипка.
— Вы уже допросили ее, — произнес Пройсс с интонацией утвердительного предложения.
— Ничего серьезного, — ответил абверовец. — Мы с ней побеседовали в машине, пока везли сюда. Она довольно быстро призналась, что участвует в движении Сопротивления. — Пройсс обратил внимание, что на руках Гискеса нет крови. — Когда она упомянула про свою спутницу-еврейку, я приказал своему водителю ехать сюда, к вам.
— Знаешь, кто я такой? — по-голландски обратился к пленнице Пройсс. — Та отрицательно мотнула головой. Глаза у нее были шальные. — Но ты же понимаешь, что все это означает, — он указал на эмблему СД на своем рукаве. Девушка кивнула, и он продолжил. — Мой друг сказал мне, что ты что-то знаешь о евреях, это так?
Похоже, она ухватилась за эти слова, как моряк с терпящего бедствие корабля цепляется за обломки мачты, взлетающие на волнах.
— Отпустите меня, — взмолилась она, с трудом шевеля разбитыми губами. — Я скажу вам, где прячутся евреи.
Пройсс с интересом посмотрел на девушку. В эти минуты у нее конечно же имеются все основания, чтобы соврать.
— Сколько? — поинтересовался он. — Десять? Сто? О чем ты говоришь? Назови точную цифру!
Молодая женщина явно пребывала в нерешительности.
— Больше, чем один человек, — наконец произнесла она. Ее глаза сделались еще более безумными. Она, несомненно, лгала. Ему нужно делать дела, а не тратить свое драгоценное время из-за пары евреев. Ему нужно отлавливать их по несколько десятков каждый день, сотни в неделю и тысячи каждый месяц. Выслушивать признания этой девицы — напрасная трата времени.