— Ты готова? — спросила она. Джин, энергичная и неизменно жизнерадостная пышка, должно быть, отлично ладила со своими семилетними учениками. С недавних пор совместные ежевечерние прогулки с ней стали для Сары самым приятным событием за день, хотя непрерывная болтовня Джин иногда и начинала действовать ей на нервы. — Чудесный сегодня ветерок.
— Подождешь несколько минут? — попросила Сара. — Муж опять засел в кабинете.
К середине лета они обе уже успели привыкнуть к постоянным задержкам из-за Ричарда, который почему-то вдруг превратился в трудоголика, хотя раньше при каждом удобном случае распространялся о священном значении досуга в нашей ориентированной на деньги и быстрый успех культуре. Тем не менее Джин продолжала появляться на Сарином пороге ровно в семь. Ее муж Тим, тоже бывший школьный учитель, был одним из тех эсхатологов-любителей, которые не пропускают ни одного выпуска новостей и с каждым новым словом ведущих все глубже убеждаются в неминуемом и скором конце света. К тому моменту, когда он с мазохистским удовольствием начинал вещать о том, что «страна летит к черту, и мы вместе с ней». Джин предпочитала убраться из дома.
Сейчас, оставив на крыльце свои килограммовые гантели, она прошла в гостиную и громко пропела:
— Але-е! А есть в этом доме хорошенькая маленькая девочка?
— Сегодня это не девочка, а кошмар, — предупредила ее Сара. — Я днем так и не смогла уложить ее поспать.
— Боже мой! — Джин с таким сочувствием покачала головой, будто услышала, что Люси срочно требуется пересадка почки. — Бедняжка!
— Это я бедняжка, — поправила ее Сара. — Потому что страдаю именно я. А она мила и безмятежна, как тот герой Достоевского.
Но девочка, просунувшая в этот момент голову в дверь, походила скорее на творение Рафаэля, чем на мрачного русского эпилептика. При виде гостьи ее личико расцвело счастливой улыбкой. Она бегом пересекла гостиную и обняла Джин так, словно они были влюбленными, встретившимися в аэропорту. Джин потрепала девочку по волосам, а потом опустилась на одно колено и внимательно вгляделась в ее лицо:
— Ты не спала сегодня днем?
Люси грустно покачала головой.
— А хочешь спать?
Люси опять затрясла головой, на этот раз гораздо энергичнее. Несмотря на то что у нее по губам, будто помада у пьяницы, размазался красный виноградный сок, она в своей длинной ночной рубашке «как у Барби» казалась прелестным большеглазым эльфом. (Рубашку подарила мать Ричарда, и Сара терпеть ее не могла, а Люси, естественно, обожала сверх всякой меры.)
— У нее, наверное, открылось второе дыхание, — предположила Сара.
— Рада это слышать, — сказала Джин, — потому что, если бы ты была сонной, я не смогла бы отдать тебе подарок.
Люси замерла.
— Какой подарок?
Джин приложила руку к уху, словно к чему-то прислушиваясь.
— Слышите, кто-то лает? У вас в доме есть собака?
Люси посмотрела на мать, чтобы проверить, нет ли в доме собаки, о которой ей забыли сказать.
— Нет, насколько я знаю, — ответила Сара.
— Тогда, наверное, это раздается вот отсюда. — Джин расстегнула сумку, которую носила на талии, — большое, сложное сооружение со множеством отделений, в котором имелся даже карман для фонарика и двух бутылок с водой. Сара никак не могла понять, что заставляет приятельницу терпеть постоянные удары этой тяжелой штуки по заднице. — Бог мой! — Она извлекла из сумки маленькую пластмассовую собачку со свисающим из уха ярлычком в виде сердечка. — Ты только посмотри, кого я нашла!
— Бинни! — завопила Люси так, словно собиралась оповестить об этом всю округу.
— Его зовут Нанук, — пояснила Джин.
Она положила игрушку в ладони девочки, которая от счастья перестала дышать.
— Это лишнее, Джин, — попеняла ей Сара.
— Я все равно покупала такую же для Тейлора. — Тейлор был ее четырехлетним внуком и жил в Сиэтле. Джин виделась с ним только дважды в год, но говорила о нем каждый день, а рождественские подарки начинала покупать еще в апреле. — И я знаю, что Люси их тоже собирает.
— Спасибо, это очень мило с твоей стороны. — Сара повернулась к дочери: — Скажи Джин спасибо.
— Спасибо, Джин, — самым нежным голоском пролепетала Люси. Ее лицо светилось таким экстатическим счастьем, что Сара невольно поморщилась. Можно подумать, ребенок никогда в жизни не получал подарков.
* * *
«Какого черта он там торчит?» — в сотый раз возмущенно подумала Сара в половине восьмого. Не важно, чем он занят, но это просто нечестно. Его и так целый день не было дома, он жил нормальной, взрослой жизнью, общался с людьми, обедал с клиентами в хороших ресторанах. Неужели трудно просто выключить компьютер и наконец-то отпустить ее на эту чертову прогулку, которой она ждет весь день? Неужели трудно провести всего один час с собственной трехлетней дочерью? Она что, слишком много от него требует? Слава богу, хоть Джин никуда не торопится.
Джин уже полчаса, сидя на ковре, помогала Люси знакомить Нанука с двадцатью семью остальными Бинни. (Господи, когда только она успела их всех насобирать?) Сейчас они были заняты тем, что расставляли всех собачек в хронологическом порядке в соответствии с их «днями рождения», указанными на ярлычках. Странно, но, кажется. Джин действительно нравится возиться с девочкой. Сара заново удивлялась этому каждый раз, когда видела их вместе. Нет, конечно, Люси совершенно нормальный, милый ребенок, но все-таки ничего особенно прелестного Сара в ней не находила.
И дело даже не в самой Люси. Просто мать с дочерью проводят слишком много времени вместе и в конце концов неизбежно начинают действовать друг другу на нервы. Вот, например, сегодня Сара с Люси, как сиамские близнецы, ни на минуту не разлучались начиная с половины седьмого утра. Они три раза ели, дважды перекусывали, сменили пять подгузников, один раз сходили в супермаркет (грандиозная истерика в очереди в кассу), некоторое время совершенно безрезультатно просидели на горшке, сходили на площадку со скрипучей каруселью (которую Сара терпеть не могла, но у нее не было выбора, потому что на площадке у школы Рейнберн она стала персоной нон грата), прочитали десяток книжек про мишек Бернштейн, отвратительно банальных, с ужасными иллюстрациями (Люси их обожала и не желала слушать ничего другого), немного порисовали пальцем, приняли ванну, отказались спать, около пяти часов пережили серьезный кризис: Люси спустила в туалет целую коробку цветных карандашей, и Саре пришлось их оттуда выуживать, — вот так и прошел весь мамин день.
Какого черта он там торчит?
Полчаса после ланча, когда Люси смотрела шоу «Стив и Пес», были единственным временем, которое Сара могла потратить на себя — почитать газету, позвонить кому-нибудь из старых друзей, может быть, вспомнить йогу. Вместо этого она тупо сидела рядом с дочерью, смотрела дурацкое шоу и предавалась романтическим мечтам о Стиве — инфантильного вида ведущем, в котором Сара чувствовала родственную душу. Он был очень похож на нее: такой же неглупый, немного пассивный человек, безнадежно заблудившийся в стране детства. Он чересчур четко произносил слова и перебарщивал с мимикой, делая явно фальшивые комплименты своим зрителям («О! До чего же ты умный!»). Недавно на детской площадке сплетничали, что у Стива серьезная проблема с наркотиками, но разве можно винить его за это?