Однако все хорошо, что хорошо кончается, и правитель, отбросив ненужные эмоции, уже выстраивал планы о том, как сделает старостой этого неглупого, судя по всему, крестьянина вместо ставленника-шизофреника, а, чтобы обеспечить себе его личную преданность, заберет, пожалуй, в Лакедемон шустрого пацаненка, старшего сына. Заодно у Гогиного чада появится приятель и помощник... Или даже так: старшего в Лакедемон, а младшего с матерью пока в Ломакин.
― Так ты Женька Долговяз?
― Да, — ответил крестьянин, потупившись.
― Ну, не надо плакать, — обратился к мальчику царь, неуклюже попытавшись утешить зашедшегося в истерике ребенка. — Папка твой нашелся, теперь все будет хорошо.
Однако малыш с залитыми слезами покрасневшими щечками не желал успокаиваться. Тогда правитель поставил его на ножки и легонько хлопнул по попке:
― Давай, беги к мамке.
* * *
Смеркалось. Как обычно в это время суток царь зажег пять свечей. Антон со своей маленькой армией не вернулся из похода и не прислал никого, чтобы подготовить встречу победоносному войску. Видимо, все пошло не так гладко, как предполагалось. Впрочем, завтра к вечеру отряд, конечно, уже будет в Лакедемоне.
У Романа теплилась слабая надежда, что особо ценной добычи в городе не отыщется, а пять-шесть воинов (на большее число рассчитывать не приходилось) окажутся убиты в сражениях с дикарями, и вот тогда победа Антона будет весьма спорной. Погибший полноправный гражданин — это вам не раб и не крестьянин, и уж тем более не какой-нибудь там дикарь. Жизнь полноправного гражданина слишком дорога, и растрата этого бесценного материала на сомнительные военные кампании недопустима, особенно когда существованию Политии никто и ничто не угрожает. Да, в глазах свободных и полноправных граждан можно выставить такие потери как тяжкое преступление. А потом бросить толпе дело, подкрепленное свидетелями из Беглицы, о контрабанде наркотиков, в котором по самые уши увяз наследник царя, и — бой выигран!
К сожалению, имелось одно досадное обстоятельство: соправитель Антон так просто не сдастся. И если вдруг он окажется в меньшинстве, то может пойти на обострение ситуации. Каким бы плачевным ни было положение дел, гвардейцы во главе с мерзавцем Алфераки останутся верны своему хозяину. И тогда неизбежна гражданская война.
Практически стопроцентная вероятность такого исхода возникнет в случае, если отряд вернется без потерь, с пленными и большим количеством трофеев. Если же погибнет хотя бы шесть граждан, то Антон не будет себя чувствовать стоящим на твердой почве, и кто знает, быть может, он отступит...
И, конечно же, как размышлял Роман, гражданской войны можно избежать, если отряд потерпит сокрушительное поражение в Таганроге, но это уже из области фантастики. Такой вот парадокс: чтобы избежать кровопролития между жителями внутри Лакедемона, следует желать смерти своим гражданам во внешней войне.
Царь Роман осознавал, что реформы нужны, и ради этого дела, столь необходимого гибнущему обществу, он готовился принести в жертву какое-то количество жизней.
Правитель присел за стол и взял стопку документов, желая просмотреть динамику изменения населения за последние пятнадцать лет. Вот теперь абсолютно ясно, что поселки, которые раньше отличались от Лакедемона куда более высокой смертностью, в скором времени станут центрами демографического взрыва. Но самое страшное, что полноправных граждан эта тенденция обойдет стороной. Впрочем, первый случай рождения девочки с кошачьими зрачками среди элиты имел место...
И опять тут как кость в горле стоял царь Антон. Уничтожение таганрогских дикарей лишало возможности получить формулу лекарства. Вся надежда на допрос пленных. И очень важно, необходимо сломить традицию убийства неполноценных младенцев. Что с того, если у нового поколения граждан будут кошачьи глаза?
Тяжело вздохнув, Роман откинулся на спинку стула. Что-то они упустили в вопросе управления. Да, было весьма мудро разбить людей на классы, чтобы полноправные граждане гордились своим статусом, а крестьяне цеплялись за свое неполное гражданство и с радостью помогали угнетать рабов. Но все же чего-то не хватало...
Повинуясь неясному импульсу, царь подошел к сейфу, открыл его и достал конверт плотной бумаги, из которого вытащил потрепанный, с обломанными краями квадратик. Со старой пожелтевшей фотографии смеющимся взглядом смотрела сестра — молодая, энергичная, с роскошной гривой волос редкого пепельного цвета.
«Какая теперь ты, Инеска? Впрочем, тебя уже, вероятно, нет в живых. Глупая пианистка, вышедшая замуж по любви за безумного скрипача... Или не такого уж и безумного?..»
Из этого же конверта царь извлек исписанный тетрадный листок. В сумасшедшие первые годы после ядерной войны, он, прочитав идиотскую записку, мысленно прокляв скрипача-психопата и пожалев дуру-сестру, тут же забыл о них. Инесса никогда не была дружна с семьей, более того, частенько с презрением отзывалась о профессии родного брата, поэтому пропажа несносных родственников не особенно сильно занимала Романа. И вот теперь, спустя много лет он почему-то вспомнил о прощальном письмишке.
«Дорогой шурин, когда ты прочитаешь мое послание, мы с Инессой будем уже далеко, так что не пытайся нас найти. Хотя мне кажется, тебе будет даже легче оттого, что с твоей шеи наконец-то слезли проклятые родственники, поэтому вскорости ты забудешь о нас как о дурном сне.
Инесса, узнав о моем решении покинуть Лакедемоновку, впала как обычно в истерику, но я объяснил, что ее с собой не тяну, и она может остаться. Ты прекрасно знаешь невыносимый характер своей сестрички: сперва она кочевряжилась, посылала на все четыре стороны, а потом за мной же и увязалась.
Извини, но нам, цинично пользуясь родственными связями, пришлось украсть два костюма индивидуальной защиты и немного тушенки. Я полагаю, ты все поймешь и простишь. А если не простишь, то и хрен с тобой.
Теперь я хотел бы объяснить, почему я сбегаю из вашего вертепа. Я прекрасно понимаю, что Орлов со своим дружком Алфераки, играя в жалкое подобие Древней Спарты, попытаются установить новый порядок, перепрограммировать мозги выживших людей на новый лад, ведь без телевидения, интернета и государственной опеки бедняги потеряли всякие ориентиры. И, в общем-то, дело это правильное, поскольку в хаосе и разложении ваши потуги смахивают хоть на какой-то порядок. Да, признаю, что нескольким сотням выживших, вы поможете не опуститься до безмозглых животных, и они продолжат строить цивилизацию, но не забывай какой ценой: это будет на костях тысяч или даже десятков тысяч невезучих соплеменников, которым было отказано в еде и крове. Ты это прекрасно понимаешь, сквозь зубы одобряешь и подыгрываешь нашим новоявленным эллинам. Разумеется, кто-то быстрее, кто-то медленнее войдет в новую роль, и спустя лет пятнадцать-двадцать все будут полагать, что они живут правильно, только так и надо жить.
Что поделать, такова природа человека: сосать то, что дают ему за щеку. Однако игры в Спарту заходят слишком далеко, и я всерьез начинаю опасаться за свою задницу, ведь славные эллины были еще те ребята. Да и от вашего неразбавленного лакедемонского самогона меня сильно тошнит.