― Это... — Ян сощурился, и, выставив указательный палец, попеременно тыча то в Олега, то в Дрожжина, остановился на юноше, — за ним гнались?
― Да, — кивнул жрец, — группа преследователей была больше, но в живых остались двое, девушка и парень. Как я понял, они все из Лакедемоновки.
― За МКАДом все-таки есть жизнь, — шаман изобразил на своем лице задумчивость.
Олег, совершенно не поняв, что хотел сказать этот удивительный человек, вопросительно посмотрел на судью, но тот нахмурился так же недоуменно.
― Не обращайте внимания... — Ян махнул рукой. — Всего лишь старая присказка. Ну, а что изволили решить милостью Божьей дорогой наш вождь, наша благословенная опора, Валерий Александрыч Кислов? Беседу перевоспитательную о трагедии общин с пленниками проводят?
― Скорее всего, уже закончили, — ответил судья.
― Ну тогда отпустите их на волю, — шаман вылез из лодки. — Думаю, что теперь бедолаги не представляют опасности для нашего племени. Их мозги сожжены.
― Это не смешно, Ян, — произнес Дрожжин. — Поторопись. Нам нужно идти.
― Ну что ж, — рыболов вытер мокрые руки о штаны. — Идем, раз не смешно.
* * *
Дом, где приютили малышку, находился неподалеку, и судья оставил Олега там.
― Убедишься, за ребенком очень хорошо приглядывают, — сказал Дрожжин, расставаясь с подопечным. — И никуда не уходи, тебя позовут, как только будет принято решение.
Дверь открыла хозяйка — высокая, загорелая, с темно-русыми волосами и золотисто-карими глазами, она сразу же вызывала симпатию. Молодая женщина, которую звали Алина, провела гостя на большую террасу, заросшую плющом, где в тени стояла кроватка с младенцем, и оставила одного; наконец, впервые за эти сумасшедшие дни, юноша смог взять на руки и внимательно рассмотреть дочь, которая вертела во все стороны круглой головенкой и иногда взглядывала на отца. Он подносил ладонь к крохотной ручке, а малышка рефлекторно хватала его за мизинец и улыбалась. Такая незамысловатая игра очень нравилась обоим. Алина занималась домашними делами, но изредка заглядывала — убедиться, что все в порядке.
Лезть в чужую жизнь считалось в Лакедемоне признаком крайне дурного тона, и юноша не привык задавать лишние вопросы, но сейчас он решился заговорить:
― Вы не очень-то похожи с Каур.
И на самом деле, с трудом верилось, что эти две девушки родные сестры. В чертах лица, правда, улавливалась некая схожесть, но все же отличий было намного больше.
Узкие зрачки Алины слегка расширились, превратившись в овалы.
― Шаман говорит, что так получилось из-за водорослей, которые ели наши родители. Иногда дети рождаются темнокожими. Моя сестра была такой первой. Сначала боялись, что это неизвестная болезнь, но она росла здоровой и сильной, а потом, когда на свет стали появляться другие, то все успокоились.
― А я... — замялся Олег, — не видел никого другого... И вообще здесь детей не видел.
― Конечно, ведь дети в Яслях. Или Гимназии, Библиотеке, а может быть, в Театре. Учатся. Свободное время у них, конечно, есть, но немного, чтобы по улицам не шататься.
― У нас тоже с семи лет забирают в интернат. А там не забалуешь...
Юноша хотел как-то сблизиться, подружиться с приемной матерью, но чувствовал себя неловко, поскольку не знал, о чем говорить. Рассказать о жизни в Лакедемоне? А будет ли это интересно Алине?
Каур появилась как всегда неожиданно. Бросив пристальный взгляд на Олега и улыбнувшись, отчего на щеках появились очаровательные ямочки, проговорила:
― Небесная Канцелярия скоро скажет свое решение, тебя ждут.
― Что они... что сделают с пленниками? — юноша одернул себя, но поздно: в Лакедемоне такая фамильярность была недопустима, постановление Совета старейшин должны были озвучивать сами старейшины, а не посыльные.
― Еще не знаю, я же сказала, что решение скоро будет объявлено, — смотрела на Олега, не отводя глаз, зрачки ее округлились, несмотря на то, что на улице было светло.
От этого парень смутился еще сильнее, как не смущался, пожалуй, даже в первую брачную ночь.
― Ну, — поспешно, выдавил он, — тогда пошли...
* * *
Аня и Артур, прислонившись к обшарпанным стенам практически пустой комнаты, сидели на разных концах лавки. Девушка старательно изучала свои руки, а парень разглядывал испещренный трещинами высокий потолок, запыленные, покрытые паутиной окна, массивную двустворчатую дверь.
― Интересно, — нарушил он молчание, хотя сперва решил, что ни за что не будет говорить с предательницей, — что там решат насчет нас?
Аня пожала плечами, продолжая вычищать грязь из-под ногтей.
― Нет, реально, убить нас не должны, — продолжал размышлять вслух Артур. — Если бы нас хотели кокнуть, то сделали бы это ночью, по-тихому. Как думаешь?
Девушка снова пожала плечами, старательно изображая равнодушие.
― Ну да, я уверен. Вот скажи, на хрена бы тогда ихний царь, как там его... Валерий... — Артур наморщил лоб, — блин, как его там правильно... в общем этот Валерий... нам бы не гнал про какую-то говенную трагедию общин. Он нас завербовать хочет.
Аня подняла голову, посмотрела на мужа с нескрываемой насмешкой:
― Что, осмелел? Вчера чуть в штаны не наложил, а сегодня понял, что тебе смерть не грозит и разговорился?
― Да?! — возмутился наследник. — А кто на меня автомат направил? Предательница! Из-за тебя мы в плену!
― А ты бы не сдавался, а взял и погиб с оружием в руках, как положено воину. Что автомат-то бросил?
― Чё ты, мать, несешь, — поморщился Артур, — мы просто жертвы обстоятельств. И я поступал хладнокровно и рационально...
― Ра-ци-онально, — хмыкнула, передразнив парня, девушка. — Настоящий воин если и обгадится, то рационально и хладнокровно.
― Слушай, не цепляйся к словам...
― А если тебя захотят завербовать, — перебила мужа Аня, — ты рационально и хладнокровно согласишься?
― Мля, ну ты святого запаришь... Чё за вопросы такие?
― Нет, в самом деле, — девушка изобразила любезную улыбку, — вот скажут тебе: убей жену и иди спокойно в свой Лакедемон, будешь нас информировать, а если вздумаешь врать, мы тебя сдадим, как предателя и убийцу, ты согласишься?
― Слышь, перестань пургу гнать, — разозлился Артур.
― А я вот согласилась бы и убивала бы тебя медленно. Я бы сперва твои причиндалы отрезала,— мечтательно протянула Аня, глядя, как Артур наливается злобой; на душе у нее повеселело: она все-таки смогла вывести мужа из равновесия. — А потом...