– Ты же все равно утомился. И больше ничего не можешь… Ты бы в любом случае сказал, чтобы я убиралась, не так ли? – она пожала плечами, продолжая невольно сравнивать отца и сына. Элеонора в ее мыслях представляется просто какой-то мизерной частью де Ноблэ старшего. Как пятая колонна этого богатого особняка. Или шестая дверь. Либо еще одна красивая кукла для ублажения Леопольда. Да, де Ноблэ-старший не оскорбляет ее… ну, почти. Разве что во время секса. Он холоден, одновременно развратен и равнодушен, как кирпич. А Виктор… ему нравится… играть. Как кошке с мышкой.
Его ладонь совершает молниеносное движение – и ее пышные волосы оказываются в плену его сильных пальцев.
«О, боги! Скоро хватка как у отца будет!»
Рита ощущает, как ее тянут, – и падает на кровать.
Ее глаза встречаются с прищуром серых глаз. На нее падают золотым дождем его волосы. Хищные черты еще нежного, почти детского личика. Губы презрительно кривятся:
– Теперь ты будешь делать все, что я захочу, сучка! Можешь убираться, тварь, я тебе разрешаю!
Пальцы разжимаются, отпуская волосы на волю. По крайней мере, он не стал ее скальпировать. Достижение века!
Она пытается уйти, сохранив остатки достоинства. Но глаза почему-то на мокром месте, а во рту – привкус горечи. Она ощущает себя гадко использованной. И понимает, что пала. Снова. Оказалась почти в самом низу бездны. И почти потеряла себя, превратившись в полубесчувственную куклу, у которой из всех органов еще работает, и может чувствовать только тот, что находится между ног.
Изо всех сил пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания, стыд и боль, Рита Свои спустилась вниз.
– Ну, как все прошло? – поинтересовался поджидавший ее Леопольд. Он сидел недалеко от камина, развалившись на кушетке. Блеклый свет свечей от двух канделябров, один из которых стоял на узком черном столе возле окна, а другой – на втором, тоже черном, в глубине комнаты, подсвечивали волосы и глаза, превращая извращенца в подобие ангела. Сходство с неземным существом ему придавали белые тонкие штаны и шелковая белая же рубашка.
– Нормально, – устало бросила женщина, пожав плечами. – Я, пожалуй, пойду.
– Что, мой сын был так сильно плох? – Леопольд вглядывался в ее лицо. – Он обидел тебя? – немного помолчав, добавил он.
– Да нет, все было хорошо, – она подняла голову, заглянув в его прозрачные глаза. Странное чувство охватило ее: словно их связывали почти дружеские чувства. Сообщники – вот кем они всегда были. И это связывало больше, чем просто сексуальные отношения.
– Хочешь домой?
– Да.
Де Ноблэ медленно кивает:
– Боюсь, моему сыну до меня далеко.
– О, да! Но в постели он просто зверь! – хмыкает она, а губы сами собой растягиваются в кривой гримасе. – Поверь, Леопольд, скоро ты будешь им гордиться!
– Если б он только не был таким… чрезмерно чувствительным и нервным. Надо уметь держать себя в руках, – продолжал он рассуждать на темы воспитания детей.
– Ой, да ладно! Кто бы говорил. Ты сам приходишь в неистовство по любому поводу и без повода, – улыбнулась женщина. – Особенно, когда видишь Гарри Джонсона. Кстати, я его тоже ненавижу.
– А ты-то почему? – его испытывающий взгляд погрузился в ее бирюзовые глаза. – Лично я, потому что этот ужасный мальчишка постоянно обходит моего сына! ВО ВСЕМ! Ну, кроме хороших манер, естественно, и красоты. Да и по экономике, но лишь потому, что Аврелий Ламборджи, учитель экономики, – наш друг и крестный Виктора. – Кулак аристократа впечатался в ближайший столик.
Рита подпрыгнула, несколько раз испуганно моргнув.
– Если б я мог… я бы избил его! – с ненавистью выдохнул мужчина, сощурившись.
– Кого, сына?
– Да нет, дура, Джонсона! Тоже мне, великая цаца! Все в этой чертовой школе ему кланяются, лишь потому, что его папочка кривляется на съемках очередного, как их называют, блокбастера. А мой сын всегда мечтал быть первым среди одноклассников. Кстати, благодарю за милые статейки! – мужчина мерзко захихикал. – Думаю, наш чудный мальчик из-за твоих талантливых унижений и потрясающий язвительности уже готов из окна выброситься. По крайней мере, настроение ты ему испортила, надолго обеспечив депрессией. – Еще один смешок. – Ладно, иди, дорогая, в свою одинокую постель.
Рита отправилась в свой особняк, размышляя над тем, что произошло. Вспоминая, вспоминая…
* * *
– Привет, милая! – Антуан легко поцеловал ее руку. – Как прошел день?
Она медленно убрала ладонь:
– Это было ужасно, Антуан! Мне пришлось… – она начала плакать, затем забилась в истерике.
Де Вилл быстро вытащил из кармана заранее припрятанное успокоительное. Последнее время его запасы постоянно иссякали. Но мужчина никогда не забывал купить новую упаковку.
– Рита, дорогая, любимая, – он с трудом удерживал бьющееся в его руках тело, как какого-нибудь зверя, подстреленного охотниками и уже погибающего. – Что опять случилось? Может… тебе перестать работать для этого жуткого журнала? Пожалуйста, бросай это ужасное место! Что с тобой, радость моя?
С нежной заботой он гладил повлажневшие от пота волосы.
– Почему ты позволяешь им себя мучить?
Вопрос, оставшийся без ответа. Возможно потому, что она сама боялась признаться, что на самом деле ей нравится, когда ее мучают.
– Я не знаю, почему все так происходит, – она обреченно покачала головой, высвобождаясь из объятий его все еще сильных рук, несмотря на возраст. Впрочем, для нее он всегда был мужчиной, а не стариком. – Быть может, я сумасшедшая мазохистка, – красавица искривила губы в пародию на усмешку.
Поправила пышные волосы, начала раздеваться, швыряя вещи в шкаф.
Мужчина целомудренно отвернулся, хотя много раз видел ее голой. Но он чувствовал, что сейчас на интим она не настроена, и не хотел раздражать ее еще больше жадными взглядами. – Быть может, меня сломал тот парень, который изнасиловал меня возле заброшенного дома… В любом случае, так уж сложилось. И мне ни за что не выбраться из порочного круга. Еще одна кривая усмешка. – В любом случае, я уже добилась многого… и, по крайней мере, могу не считать себя пустышкой.
Женщина торопливо скрылась в ванной. Вернулась уже с влажными волосами, которые подчеркивали красоту ее лица, и в длинном халате. Ее взгляд стал более холодным и уже не таким несчастным, как раньше.
– Спасибо, что переживаешь за меня, Антуан. Но я пока не хочу бросать свою работу.
Мужчина кивнул, чувствуя некоторое разочарование: ведь ее ответ подразумевал, что она также отказывается прекращать свои сексуальные «игры» с семейством де Ноблэ. И он не мог ничего с этим сделать – Антуан знал, что он уже старик, и, конечно же, не может сексуально удовлетворять свою прекрасную любовницу. Да и с самого начала в их отношениях было больше дружбы, чем сексуального влечения, ведь даже тогда он уже был слишком стар для нее. Но мужчина знал, что согласиться остаться с ней на любых условиях, лишь бы она от него не ушла. Этого бы он не пережил. Она была тем, кто еще держал его среди живых, возвращал радость молодости и свежесть первой любви.