Как зовут меня, они уже знали. Мы обменялись рукопожатиями.

— Я бы пригласил вас в свою комнату, но миссис Ван Зандт этого не разрешает, — извинился я.

— Мы знаем ее правила, — отозвался мистер Комфорт. — В Александрии главной добродетелью является терпение, в чем вы наверняка уже убедились.

Он увидел, что я немного удивлен его изысканной речью, и сказал, что он квакер.

— Нельзя ли увидеть ваш рисунок Сэмюэла? — попросил мистер Морган. — Мне кажется, я его знаю.

Я принес набросок из комнаты и нетерпеливо развернул. Он несколько секунд смотрел на него и уверенно заявил:

— Да, сэр, это действительно Сэмюэл.

— Он когда-нибудь говорил обо мне? О Джоне?

— Нет, сэр. Мне очень жаль, но человек, которого я знал, был немым.

— Вы уже второй человек, который говорит мне об этом, сэр. Но это невозможно, если только с ним не случилось какого-нибудь ужасного несчастья.

— Мистер Стюарт, заверяю вас, что в моем присутствии он не сказал ни слова.

— Я вам верю. Просто… Не мог ли работорговец перерезать ему голосовые связки?

— Нет, я так не думаю. У него на шее не было шрамов.

— Благодарю тебя, Господи. Скажите мне, он был бодр духом?

— Я не очень хорошо знал его. Он казался… как бы это сказать правильно… он казался смирившимся. Не грустным, нет, но если бы я был религиозным человеком, — тут он покосился на мистера Комфорта, — я бы сказал, что какой-то частицы его души недостает.

— Не знаете ли вы, что с ним произошло дальше?

— После кончины мистера Миллера Сэмюэла продали работорговцу — местному, по имени Бертон, который работал на торговца из Балтимора, Вулфолка. Мистер Бертон умер… думаю, больше десяти лет назад. Мне говорили, что Сэмюэла на корабле отправили в Чарльстон.

— А как вы познакомились с ним, мистер Морган?

— В то время я работал садовником в богатой семье, и Сэмюэл помогал мне по воскресеньям. Он очень любил растения и цветы. А когда случилось вот это, — он слегка постучал пальцем по уху без мочки, — он вылечил мне эту рану.

— Произошел несчастный случай, сэр?

Мистер Морган рассмеялся и заявил, что это пустячная история, о которой не стоит и говорить. Его приятель-квакер довольно туманно пояснил:

— В Александрии много несчастных случаев, — и замолчал.

— Простите мне мое любопытство, но откуда вы узнали, что я в вашем городе?

— Лунная Мэри, — отозвался мистер Комфорт. — Она попросила, чтобы я вам помог. А Хассар — старый друг.

Мистер Морган вернул мне набросок.

— Если позволите говорить открыто, сэр, то здесь вы подвергаетесь опасности. Люди говорят, что вы английский смутьян и пламенный борец с работорговлей.

Я рассказал о своем происхождении, но мистер Комфорт заявил:

— Шотландец вы или нет, но я взял на себя смелость заказать вам спальное место на судне, которое отправляется сегодня утром в Чарльстон. И я заклинаю вас уехать.

— Если Полуночника здесь нет, меня тут ничто не держит. Благодарю за то, что нашли меня. — Я протянул им обоим по визитной карточке, на которых написал адрес Виолетты. — Если вы узнаете о Сэмюэле еще что-нибудь, пожалуйста, отправьте мне письмо по этому адресу — это мой друг.

— Возможно, вы отыщете Сэмюэля в Чарльстоне, — мягко сказал мистер Комфорт.

Мистер Морган присоединился к этому пожеланию, пожал мне руку и добавил:

— И надеюсь, выяснится, что он больше не немой.

Глава 11

Ты мертв, даже если жив

После того, как папа исчез, а Эдвард Роберсон силком увез меня из Ривер-Бенда, он пригласил нескольких белых, и они перевезли меня на адскую хлопковую плантацию, принадлежавшую его брату. Она находилась недалеко от Колумбии, и я провела там семь самых долгих во всей истории человечества месяцев, стирая на работе до крови пальцы. Те дни и ночи походили на теплую черную патоку, и к ним прилипала всякая гадость.

Я проработала там первые три недели сбора урожая, до самого сентября. От меня воняло, как от скунса, и я была, как сумасшедшая, потому что мама умерла, а папа исчез. А сбор хлопка подавляет дух даже сильнее, чем калечит спину.

Я узнала, что печаль может быть такой сильной, что завладевает тобой сильнее, чем хозяин.

Мастер Эдвард увез меня туда, потому что думал — папа переждет пару месяцев, пока все успокоится, а потом проберется в Ривер-Бенд и заберет меня.

Думаю, я до конца не понимала, что перевод меня на эту плантацию означал полное крушение папиных планов, при условии, конечно, что он был жив и что у него эти планы имелись. Я-то была уверена, что папа выяснит, где нахожусь, когда вернется в Ривер-Бенд и порасспрашивает рабов. Но я недооценила злобность натуры Эдварда. Он превзошел самого себя. Он собрал всех домашних и полевых рабов и скорбным голосом сообщил им, что меня пришлось срочно отвезти из Большого Дома в больницу в Чарльстоне, потому что у меня была ужасная лихорадка. Через три дня волнений и тревоги, от которой все хмурили брови, а Лили держалась за бронзовый крест на своей груди, словно моя жизнь была спрятана в нем, Эдвард нацепил на лицо самое скорбное выражение, какое только мог, и заявил, что я умерла от малярии.

Я бы предпочла гроб, обитый изнутри мягким бархатом, но пришлось ограничиться простым сосновым ящиком. Мои друзья опустили меня в землю на невольничьем кладбище у Рождественского Ручья. Видимо, мастер Эдвард насыпал в гроб земли, завернутой в ткань, и положил туда старый сыр: позднее мне говорили, что от меня так воняло, что Кроу и другие вынуждены были затыкать носы. Эдвард отказался открывать забитый гвоздями гроб, объявив, что тело мое изуродовано болезнью.

План прошел как по маслу. Через два месяца, когда мастер Эдвард играл в казино в Чарльстоне, в Ривер-Бенд снова тайком пришел мулат и спрашивал обо мне. Двое или трое полевых рабов сообщили ему, что я умерла от малярии и давно похоронена.

Мулат и появился, и исчез быстро и незаметно, как тень на закате.

А я все надеялась, что папа где-то здесь и пошлет кого-нибудь выкрасть меня, или же что он на Севере, зарабатывает там деньги, а потом заплатит за мое освобождение.

Мастер Эдвард вернул меня назад в Ривер-Бенд в середине сентября.

Он рассчитал, что если мой отец и прятался где-нибудь, то к этому времени уже узнал, что я умерла. И в его сверкающих злобой глазах легко читалось, какое дьявольское наслаждение он получил, одурачив всех.

Через пару недель он даже снова стал посылать меня за покупками в Чарльстон.

Надо было видеть лица рабов, когда я вернулась в Ривер-Бенд и вышла из повозки у крыльца. Лили с воплями выбежала из кухни.