— Я убил крупную газель. Красивое животное. — Его глаза засветились. — Я нарисовал ее на большой скале.
— Как ты можешь спокойно убивать животных? — спросила мама, качая головой. — Мое сердце бы не выдержало, если бы я это увидела.
— Я — бушмен, а она — газель. Я должен питаться или умереть.
— А зачем ты нарисовал ее? — спросил я.
— Я должен был указать Богомолу место, где она погибла.
— А как ты поранил лоб? — спросил отец.
— Моя стрела ранила газель вот сюда, — ответил бушмен, ткнув пальцем в свои ребра. — И она быстро помчалась прочь. Я гнался за ней по лесу, и ветка ударила меня…
Он взмахнул рукой, изображая удар, и засмеялся над собственной неловкостью.
— А чем ты питался, кроме газели? — спросил я.
— Двумя зайцами. И целой кучей муравьев.
— Муравьев?! — Мама поперхнулась и закашлялась.
С озорным блеском в глазах Полуночник гордо добавил:
— Ваши португальские муравьи не так вкусны, как наши африканские.
— Я должен это записать, — сказал отец и сделал вид, что заносит эту интересную фразу в свою записную книжку.
Мама открыла рот. Стукнув по столу кулаком, она воскликнула:
— Чтобы я больше не слышала об этой гадости! Ешь суп, пока не остыл, — повернулась она к Полуночнику.
— А ты, — она посмотрела на отца, — прекрати свои глупые шутки.
— Ты же, — последнее указание предназначалось мне, — ты… ты просто сиди и слушай!
— Именно этим я и занимался.
— И не говори со мной таким тоном!
— Как скажешь, мама.
Я толкнул Полуночника локтем и спросил:
— Ты возьмешь меня как-нибудь на охоту?
Прежде чем он успел ответить, мама резко сказала:
— Это исключено. Джон, я запрещаю тебе охотиться.
— Ты не поняла меня, мама. Не на четыре дня. Только на один. — Я поднял палец и повернулся к Полуночнику. — Мы могли бы уйти всего на один день. Когда зайдет солнце. Я имею в виду, нам не нужно будет оставаться в лесу во время грозы, прятать одежду на деревьях и есть муравьев. Мы могли бы пойти на охоту меньше, чем на… меньше.
Опасаясь ссоры, папа прервал меня:
— Джон, я буду благодарен тебе, если ты позволишь нам с мамой обсудить это позже.
Мама вздрогнула.
— Джеймс, охота в этом доме не подлежит обсуждению.
Я нахмурился, но никто из них, казалось, не заметил этого, что еще больше разозлило меня.
После ужина я собрался пойти в свою комнату, но папа выразительно взглянул на меня и напомнил, что я не извинился.
Полуночник сжалился надо мной и сказал:
— Знаешь, Джон, когда я охотился, я видел необычную птицу.
— Какую еще птицу? — надменно спросил я.
Родители и Полуночник удержались от смеха лишь потому, что нежно любили меня.
— Однажды, — начал бушмен, — когда я был мальчишкой твоего возраста, я остановился у небольшого озера, чтобы напиться. Озеро было недалеко от Долины Сернобыка, где я родился. В воде отражалась огромная птица.
Он расставил руки насколько мог широко и раскинул пальцы веером.
— Она была вся белой, а крылья и длинный хвост — цвета слоновой кости. Но когда я повернулся посмотреть на нее, она улетела в ночной лес, и с того времени я страстно желал увидеть ее поближе.
Он глубоко затянулся, выпуская изо рта дым колечками, и когда он продолжил рассказ, мне показалось, что он превращает дым в слова:
— Это чувство напоминало любовь, Джон. Оно было таким сильным, что я покинул свой народ и отправился на поиски птицы. Но я никак мог ее найти. И никто, кого я встречал на своем пути, ни разу не видел ее. — Он наступил мне на ногу. — И вот, два дня назад, я снова увидел ее.
Он откинулся назад и молча задымил, как будто сказал все, что хотел. Мама взяла несколько писем, полученных ею на днях.
— И что же случилось два дня назад? Что ты увидел? — нетерпеливо воскликнул я, забыв о своей злости.
— Это было удивительно-преудивительно. Джон, когда я пил из озера, я снова увидел отражение белой-пребелой птицы, совсем как в первый раз.
Он наклонился вперед и ткнул в меня кончиком трубки, из-за чего я непроизвольно согнул ногу.
— Когда я обернулся, Джон, то услышал кудахтанье, — Полуночник издал резкий гогот.
Мама недовольно посмотрела на него, словно собиралась упрекнуть африканца, но потом притворно вздохнула и сказала:
— Я вижу, бесполезно пытаться высказывать мое мнение по поводу твоей истории.
Полуночник усмехнулся и продолжил:
— Я пошел на звук, он раздавался с вершины холма неподалеку. Но моей любимой птицы нигде не было видно, и я начал танцевать наш страусиный танец.
Бушмен зажал трубку во рту и, не поднимаясь, замахал руками и резко вытянул голову вперед, чтобы мы представили себе страуса.
— А что случилось потом?
— Я услышал голос: «Посмотри сюда! Сюда!». Я повернулся и увидел большое белое перо, парящее в золотых лучах заката.
Полуночник поднял вверх руку и сжал кулак, хватая воображаемое перо.
— Через столько лет я наконец-то заполучил ее перо. Как живое, оно трепетало в моей руке. И знаешь, я испытал такое умиротворение, какого не знал раньше. Вся моя жажда прошла. Я почувствовал себя так, словно спустя много лет отыскал в пустыне свою семью.
Я сгорал от любопытства.
— Как выглядела птица? Что за вид был у нее?
— Эту птицу никто никогда не видел раньше. Никто никогда не разглядывал ее, как следует. Никто не знает даже ее имени. Но даже одно перо этой птицы способно вселить в человека радость. Всего одно перо, приложенное ко лбу вождя, может осчастливить всех.
— Полуночник, ты все это выдумал, — заявил я.
Он подмигнул.
— Ты так думаешь? Тогда будь добр, принеси мой мешок.
Я вскочил, побежал к двери, ведущей в сад, снял мешок с гвоздя, на котором он висел, и принес его африканцу. Он засунул внутрь руку и достал тонкое белое перо, примерно полтора фута длиной. Он провел им под подбородком, затем вдохнул его запах, словно это были духи.
Я открыл рот от восхищения. Я никогда не видел такого длинного прекрасного пера.
— Откуда оно у тебя? — выдохнул я.
— Ты что меня не слушал? Оно упало с небес.
— Его обронила безымянная птица?
Он кивнул.
— Большая белая безымянная птица?
— Да, — он усмехнулся и протянул мне перо. — Это тебе, Джон.