Отец повел нас с Полуночником по улице к дому аптекаря, который любезно пригласил нас войти. Папа уже собирался прямо перейти к делу, когда Бенджамин подскочил, воскликнув: «Где же мои манеры?», отправился за бренди для гостей. Он вел себя более открыто, чем обычно — очевидно, дома он был не таким, как на людях. Закрыв за нами двери, он словно снял свою маску.
Мне было предложено особое угощение — бокал вина. Оно оказалось сладким на вкус, и я был очень польщен тем, что сеньор Бенджамин посчитал, что я уже достаточно взрослый и смогу оценить его. К моему большому удивлению, все трое выпили за мое здоровье, и я заподозрил, что до нас здесь побывала мать и объяснила причину нашего визита.
— Итак, сударь, — начал аптекарь, поставив свой бокал на стол и обращаясь к отцу, — уже ясно, что Рейс вернулся в Порту не для того, чтобы просто злословить.
— Да, — ответил отец. — Скажи, Бенджамин, неужели наступили худшие времена?
— Да, Джеймс. Его сторонники решили, что настало время всерьез развернуть свою кампанию.
— Какую кампанию? — спросил я.
— По возрождению инквизиции, — ответил папа.
— Когда он приходил в первый раз, Джон, было слишком рано, — добавил аптекарь. — Даже Церкви нужно время, чтобы собрать приспешников, — он многозначительно уставился на меня сквозь овальные очки, а потом резко сорвал их с носа. Покачав ими у меня перед глазами, он дернул рукой, как будто собираясь бросить их в меня. Я вздрогнул, но очки не попали в меня, а бесследно исчезли.
— Церковь заставила Лоренцо Рейса затаиться на время, — продолжил он. Бенджамин встал и протянул руку мне за голову. В его руках вдруг появились очки, и он снова надел их. — А потом эта же Церковь опять призвала его.
— Как вы это сделали? — спросил я.
— Я заставил тебя смотреть в то место, где очков не было. Нет ничего проще, чем научиться нескольким волшебным фокусам, Джон. Любой сможет это. Даже человек, который больше всего на свете любит пугать маленьких мальчиков.
— А кто вызвал колдуна обратно? — спросил я.
— Какого колдуна? — удивился Бенджамин.
— Джон так зовет Лоренцо Рейса, — ответил папа.
Бенджамин рассмеялся.
— Хорошее имя для него. Хотя, уверяю тебя, у него нет никаких сверхъестественных способностей. И ты задал хороший вопрос, милый мальчик. Увы, не могу сказать, кто ставит этот спектакль.
— Кто бы они ни были, они явно хотят развязать террор, прежде чем Наполеон двинется на Португалию, — заметил папа.
— Так и есть, Джеймс. Думаю, они с радостью отдадут страну в руки императора, если он разрешит им раздавать индульгенции.
Он снова обратился ко мне:
— Ну, молодой человек, насколько я понимаю, тебе уже сказали, что ты наполовину еврей.
Я испугался такой прямоты. Заметив мое смущение, он извинился:
— Прости меня, милый мальчик. Дома я привык говорить напрямик, — он с улыбкой наклонился через стол и потрепал меня по плечу, но это смутило меня еще больше.
— Нам о многом надо поговорить, Джон, — мягко сказал Бенджамин. — И я хотел бы вести с тобой беседы об этом в свободное время. Я предлагаю тебе посещать меня раз в неделю. Ты поддерживаешь мое предложение?
Он обратился с улыбкой к Полуночнику и добавил:
— Если хочешь, ты тоже можешь присоединиться к нам, мой друг.
— Мне бы очень, очень хотелось, — ответил тот. — Конечно, если Джон согласен.
— Да, я был бы очень рад, — сказал я.
— Уверяю тебя, Джон, я не желаю тебе вреда. Я — твой верный друг. Но мне сказали, что ты хочешь задать мне пару вопросов.
Я так оробел, что, к своему стыду, у меня началась икота.
— У него так бывает, — извинился за меня отец.
Пока я задерживал дыхание, чтобы прогнать икоту, Полуночник сказал:
— Я могу ошибаться, ведь я говорю по-португальски очень плохо, но мне кажется, сестры Оливейра упомянули о том, что у мальчиков имеются некие различия в интимных частях тела.
При этих словах у меня волосы встали дыбом, а по коже пробежали мурашки. Я по-настоящему разозлился на него.
— Все понятно, — сказал Бенджамин и осушил свой стакан. — Это довольно просто… — И почтенный джентльмен с безупречной репутацией поднялся и начал расстегивать свои штаны. — Если ты не возражаешь, Джеймс, я покажу ему это для лучшего понимания.
Папа тоже допил свой бренди и ответил:
— Конечно, если ты и правда считаешь, что это поможет, Бенджамин.
Глаза Полуночника весело заблестели.
Аптекарь взял в руку свое мужское достоинство и преподал мне краткий урок анатомии, но даже такого подробного разъяснения и моих предыдущих наблюдений за наготой моего отца было недостаточно, чтобы ответить на мой деликатный вопрос.
Поэтому папа встал и показал нам точную форму колпачка, отсеченного у меня и Бенджамина. Я сказал, что предпочел бы сохранить его, но он заверил меня, что он приносит одни неудобства и, будучи немытым, издает ужасно неприятный запах.
По случаю того, что папа захмелел, он объяснил мне также азы размножения людей. Все казалось логичным, кроме того, что этот непростой, судя по папиному описанию, процесс доставляет кому-то удовольствие. На самом деле я представил его себе как сложную операцию, за которую пациент, то есть женщина, может легко заплатить жизнью, ведь, как заметил отец, беременность всегда может привести к смерти.
Осмелев от выпитого вина и всеобщего веселья, я решил задать сеньору Бенджамину еще несколько вопросов.
— Скажите, а отцу и Полуночнику разрешат жить со мной и мамой в раю, или их прогонят? А сеньор Поликарпо теперь в раю?
— Все мы созданы по образу и подобию Божьему, а это означает, что твои родители и Полуночник непременно будут с тобой на Елеонской горе. Что до Поликарпо, он сейчас в безопасности. Он вернулся к Господу. И, — Бенджамин улыбнулся, — если я еще своими прегрешениями еще не упустил свой шанс, может быть, мне тоже разрешат присоединиться к нему и к вам, когда придет мое время.
— А у меня есть душа? — спросил я его.
— У всех она есть, мой милый мальчик.
Когда я спросил его, как она выглядит, он ответил:
— Понятия не имею. Никогда ее не видел.
— Тогда откуда вы знаете, что у нас она существует?
— А откуда ты знаешь, что существует Китай? Или Италия?
— Потому что там были другие люди. Они описали свои путешествия. Я даже читал немного Марко Поло.
— Вот именно.
Наш хозяин ушел и тут же вернулся, держа в руках толстую книгу в кожаном переплете. Он подал ее мне со словами:
— Эту книгу написал человек, лицезревший Бога. Если твой отец не возражает, я советую тебе прочесть ее. Мы вместе можем обсуждать ее.