— А потом?
— Через несколько минут пуля попала ему прямо в висок. Слава Богу, он не мучился.
— Он умер сразу?
— Да.
Конечно, сержант имел самые благие намерения, но его рассказ привел меня в безутешное состояние. Он сказал, что трупы погибших у епископского дворца были свалены французскими солдатами в кучу напротив кафедрального собора и подожжены.
— Никогда не забывай о своем отце. Он умер храбрецом.
— Да, но погибнув… погибнув, он не выдержал испытания.
— Не выдержал? Не думаю, Джон. Ты никогда не был на войне, но позволь мне сказать тебе одну вещь: все опытные солдаты знают, что война — это дело удачи. Нельзя выдержать или провалить испытание, когда речь идет лишь о везении, сынок. Он должен был сражаться, а не проходить испытание. И могу сказать тебе, что хотя он и стрелял далеко не лучше всех и даже не был опытным санитаром, но много раз в этот день он рисковал своей жизнью, иногда безрассудно, чтобы сотни людей смогли покинуть Порту через мост. Он также облегчал страдания раненым и умирающим товарищам. Разве можно сказать, что он провалил испытание?
Я не могу выразить свои чувства в этот период времени. Папа погиб, мама пришла в отчаяние, узнав о его судьбе. Фанни и Зебра были убиты. Денег у нас было очень мало, и никакой возможности заработать их я не видел. На рынках города почти ничего не продавали, а соседи питались вареными шкурами, чтобы спастись от голода. Я больше ни в чем не был уверен, даже в своих силах.
Тело папы не было предано земле, и мы с Бенджамином читали молитвы за упокой его души.
Я не раз представлял в своих мечтах, что он остался жив и спасет нас от нищеты, покажет нам дорогу к новой жизни. Я не раз жалел, что не увидел его мертвым, чувствовал насущную потребность убедиться своими глазами, что он погиб. Мне было больно сознавать, что он больше никогда не расскажет мне истории о колдуньях и чудовищах, никогда не привезет мне камешки из верховьев реки, никогда не попросит меня почитать ему вслух.
Что касается мамы, то запах отца, пропитавший постель, сводил ее с ума. Когда она выходила из своей комнаты, а это теперь происходило довольно редко, было видно, что она почти не спала. Однажды она обняла меня и, заплакав, сказала:
— Это Джеймс мстит нам.
Больше всего на свете мне хотелось простить маму и получить прощение от нее. Я не мог жить дальше, тая на нее обиду. Наверное, она чувствовала то же самое, поскольку однажды утром пришла ко мне и заверила, что любит меня так же, как и раньше.
Мы никогда больше не повышали голос и не говорили друг другу резкие вещи. Я избавился от всех обид, которые еще оставались в моем сердце.
Я рассказал ей, что папа хотел уехать с нами в Шотландию.
— Не знаю, Джон, — ответила она. — Не думаю, что даже если бы мы оказались на самой вершине земли, это спасло бы меня и твоего отца. Ошибки, совершенные нами, стали бы еще очевиднее. А это привело бы к непредсказуемым последствиям.
— Но мы бы могли начать новую жизнь в Шотландии, — настаивал я. — А ты ведь всегда говорила, что хочешь жить в Великобритании.
— Ты прав, Джон. Возможно, это было бы лучше для нас. Хотя признаюсь, мне становится страшно, когда я думаю об этом.
Медленно оглядев гостиную, она сказала:
— По крайней мере, здесь нам все знакомо.
Видя мое разочарование, она добавила:
— Джон, я понятия не имею, как два человека, сбившиеся с пути в своей жизни, смогли бы найти дорогу домой. Может, твой отец знал. Может, держа в руках оружие, он понял, что должен сделать, чтобы спасти наш брак. Он всегда видел все более ясно, чем я. Мне очень жаль, но я не могу сказать тебе больше ничего определенного. Знаю, что ты заслуживаешь услышать больше от своей матери. Мне бы хотелось, чтобы все сложилось по-другому.
— Но ты бы поехала, если бы он попросил тебя? — спросил я. Мне было жизненно важно знать, что мы бы сделали, если бы он предложил нам начать новую жизнь на новом месте, или, по крайней мере, попытаться сделать это.
— Я не знаю, Джон. Мне кажется, для тебя и отца было бы лучше поехать. А я бы все только испортила между вами. — Ее голос упал. — Ведь я… ведь я сделала так много ошибок.
На какое-то время она отвела глаза в сторону, потом подняла свою вышивку, но пальцы ее дрожали.
Я взял ее руки в свои и сел рядом.
Было приятно чувствовать близость и тепло, которые мы еще могли дарить друг другу — это было похоже на старый приятный сон, о котором думал, что он уже никогда не вернется.
Вдруг в голову мне пришла неожиданная мысль.
— Мама разве ты не понимаешь? Если папа собирался взять нас в Шотландию, это означает, что он был готов отказаться от планов насадить свой собственный виноградник.
— Да, наверное, ты прав, Джон.
Очевидно, она не понимала глубокое значение моей догадки.
— Он был готов отказаться даже от этого, чтобы вернуть твою любовь, — объяснил я. — Он бы никогда больше не уехал в верховья реки, не оставил тебя одну. Он собирался бросить все, чтобы быть с нами, попробовать начать все сначала.
Мама побледнела. Она простонала, когда я дотронулся до нее, а потом, шатаясь, отошла от меня.
— Довольно, Джон, — выдохнула она, — пожалуйста перестань. Я больше не могу слышать, что могло быть, а что не могло.
Эти первые несчастные недели мы провели за починкой дома. Нам удавалось достать только немного репы, бобов и гнилой капусты, и почти все время мы голодали.
Мать обращалась к коллегам отца из Дуэрской винодельческой компании, куда были вложены все наши сбережения, но нам сообщили, что его счета недоступны. Даже тайно мы не могли выкопать наше серебро и продать его, поскольку боялись, что французы узнают о нашем кладе.
Французы были источником наши бед и оставались нежеланными гостями еще три недели после того, как мне исполнилось восемнадцать лет, вплоть до 12 мая 1809 года. В этот день, навсегда вошедший в историю нашего города, английские и португальские войска под командованием Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, во второй и последний раз изгнали их из Порту. Наш город был освобожден.
Как только мама почувствовала себя достаточно сильной, чтобы выходить из дома, она снова встретилась с управляющими Дуэрской винодельческой компании, чтобы переговорить с ними о сбережениях отца. Мы знали, что продажа документов на владение нашего участка земли в верховьях реки должна принести много денег, и бывший начальник папы был наиболее подходящим покупателем. Мама предложила ему все ценные бумаги, но его встречное предложение было гораздо меньше той суммы, которую отец уплатил за землю. Мы восприняли это как настоящее предательство, но самое горькое разочарование ожидало нас впереди. Когда она спросила, на какую должность я могу рассчитывать в Дуэрской винодельческой компании, и сказала, что это было последней волей ее мужа, ей ответили, не объясняя причин, что я никогда не буду работать в этой компании, каким бы хорошим работником я ни был! Так маме пришлось узнать, как сильно ненавидели отца его коллеги за желание приобрести виноградник. Они также не простили его за то, что он брал с собой на работу «большую обезьяну», как они называли Полуночника.