– Помогай, чего встал… Ждешь, когда нас увидят?
Вопрос – а кого черта они тут делают – Олег пока решил оставить при себе, уж больно момент был неподходящий. Да и Морок, похоже, хорошо знал, что делает. Вдвоем они подняли пускающего пузыри Матвеева за ноги и плечи и потащили его в чрево развалин, откуда разило гарью, гниющей органикой и мочой. Поднялись по заваленной всякой дрянью лестнице, распугивая крыс, взяли левее, двинули в самую темноту. Здесь когда-то была квартира, «трешка», с высокими, как во всех старых домах, потолками. Но потом плита перекрытия проломилась, из дыры торчал обломок бетона, утыканный гнутой арматурой, одна стена выглядела так, будто по ней из танка палили, остальные были на месте, на темных обломках мебели и потолка лежал снег. Вдвоем они перенесли Матвеева через небольшой завал из обломков перекрытий. Морок бросил ношу, порыскал туда-сюда, точно лис, и прошипел из полумрака:
– Сюда тащи… Да быстрее ты!
Быстрее не получалось. Олег кое-как доволок Матвеева до стены, где обнаружилась дыра в полу, вернее, провал куда-то вроде колодца или шахты, довольно глубокой, узкой и вонючей, на дне ее что-то блестело – то ли незамерзшая вода, то ли осколки стекла или льда, а из стенок торчали обрывки кабелей и обломанные трубы. Подоспевший Морок помог Олегу столкнуть Матвеева вниз, тот сполз по бетонной стенке и замер, уткнувшись лбом и коленками в стену колодца. Морок довольно ухмыльнулся, дал Олегу фонарик, приказав светить. Матвеев по-детски зачмокал губами и, открыв глаза, увидел над собой незнакомых людей.
– Вы кто? – хрипло пробормотал он, шевельнулся, но и только – шахта была очень тесной, не повернуться.
Морок неожиданно пропал из виду, в темноте что-то заскрежетало, и Олег, посветив туда, увидел, как приятель тащит к колодцу здоровенный обломок деревянной балки.
– Берись, или мы тут всю ночь проваландаемся… – пробормотал тот.
Олег шагнул к нему, взялся с другого конца, и они резво дотащили «крышку» до «кастрюльки».
– Кстати, как тебе местечко? – Морок взялся за деревянную колоду, повернул ее, примериваясь. – Я его вчера присмотрел, когда достопримечательности ваши осматривал…
Перевернул балку, поставил ее вертикально и толкнул вперед. Та рухнула точно поперек лаза в шахту, закрыла ее наглухо, оставив сбоку небольшую щель. По развалинам прокатилось эхо, что-то отвратно прошелестело у дверного проема, и все успокоилось. Снаружи доносились обычные, приглушенные стенами звуки города: гудки машин, сирены, грохот дальней электрички.
Он застегнул куртку, отошел в сторонку, сел верхом на балку и принялся постукивать по дереву пальцами. От ритмичных глухих звуков стало не по себе, Олег посветил по стенам, потом на пол рядом с шахтой, на балку, из-под которой доносилось тяжкое пыхтение, и спросил шепотом:
– Он не задохнется?
– Не должен, – немного нервно ответил Морок, – там сбоку щель осталась. А ты давай, не тяни кота за хвост, побазарь с ним, и уходим.
– Мужики, – донеслось из люка, – откройте! Давайте поговорим…
– Конечно, поговорим, – крикнул Морок, – за этим тебя и пригласили. А открывать или нет – не мне решать, тут у человека к тебе вопросы накопились. Так что от тебя все зависит…
Балку вдруг тряхнуло так, что он едва удержался на месте, обхватил ее ногами, как лошадиные бока, и вовремя: «крышка» вздрогнула вторично.
– А ты говорил – задохнется, – пробормотал Морок, – да этот вурдалак и без воздуха превосходно обойдется… – И грохнул кулаком по балке: – Не дергайся, или живьем тебя закопаем! Лежи смирно, скот… – и тут же осекся: из шахты послышалась песенка про мамонтенка. Олега точно кипятком ошпарили, он смотрел то на Морока, то по сторонам. Морок вытянулся, приложил к балке ухо, полежал так пару секунд и выругался:
– Черт, у него мобильник с собой! Погано дело, надо было его обыскать… Да не тяни ты! – рыкнул он на Олега.
Тот отдал Мороку фонарик, уперся ладонями в холодное дерево и хлопнул ладонью по балке:
– Здорово, сволочь!
– Чего тебе надо? – прогудели внизу. – Ты кто вообще?
Морок хотел что-то сказать, но передумал, выключил фонарик, и в комнате стало совсем темно. Через дыры в крыше падал бледный лунный свет, раздавались шорохи и трески, и Олегу казалось, что балка сейчас сама по себе взлетит под потолок, из шахты вылезет Матвеев, обросший, как и положено вурдалаку, шерстью, и ускачет черт-те куда. Но не взлетело, лишь раздался глухой стук и отборная ругань. Вышло, правда, не очень: в голосе Матвеева чувствовалась одышка.
– Ты меня не помнишь, – сказал Олег, – а вот я тебя не забыл…
– Мужики, вы меня с кем-то перепутали, – уже тише и как-то жалобно прогундосил Матвеев. – Уберите эту фигню, дышать нечем…
– Не перепутал, не волнуйся, – глядя на матово блестевший иней на стене, проговорил Олег, – ты за пять лет нисколько не изменился.
– Какие пять лет? – удивились в шахте. – Ты о чем вообще? Слушай, если вам заплатили, я больше дам, только откройте…
– Я тебе сам заплачу, – ухнул, точно филин в ночи, Морок и грохнул по балке чем-то тяжелым, судя по звуку – обломком кирпича.
Матвеев затих, заворочался внутри, постучал по крышке так осторожно, точно попрошайка в чужую дверь. Морок двинул кирпичом еще раз, и бывший опер затаился. Олег слышал его тяжелое дыхание и понимал, что долго тот не протянет. Морок пожадничал, и щели сбоку явно не хватает. Но с другой стороны – не поднимать же балку…
– Ты отделение на Валовой помнишь? – сказал Олег, сам себе поражаясь, как спокойно он произносит эти слова. Точно не о себе говорил, а о ком-то другом или фильм с плохим концом пересказывал. – Как ты с Чирковым пять лет назад меня туфту вашу подписать заставили? Помнишь или нет, паскуда?!
Он ударил по балке подошвой ботинка, та дернулась, но и только, пинок ей был, как слону дробинка. Матвеев молчал, и Морок затаился где-то в темноте. Олег, подняв голову, почувствовал, как на лицо упали снежинки. Одна, две, три – скоро их стало много, снег повалил, как неделю назад, а с улицы доносился вой ветра – там начиналась метель.
– Ты там не сдох? – поинтересовался Морок и постучал по балке костяшками пальцев. – Тебе вопрос задали, я бы на твоем месте не кочевряжился, не тот случай, сам должен понимать.
Матвеев все отлично понимал, он повозился внутри, точно устраивался поудобнее, вздохнул глубоко и проговорил сдавленным голосом:
– Слушай, ну, прости, я ж не сам. Меня Чирков тогда попросил, а я ему должен был… Я ж не знал, что он задумал… – Голос прервался, слышалось тяжелое дыхание и нехорошие тихие шорохи. Олегу показалось, что Матвеев снизу скребет ногтями по дереву, и он передернулся.
– Брешешь, сучий ты потрох, – продолжал Морок, – все ты знал, паскудник! Долг, значит, отрабатывал… Я тебе сейчас устрою отработку. – И замолотил кирпичом по балке, громко и ритмично, точно гвозди заколачивал.