– Автор пока не раскручен, но по-своему оригинален. Да вот он, – она кивнула в сторону человека лет тридцати, что, скрестив руки, стоял у окна.
– Сколько стоит картина? – спросил Железо.
– Он хотел тысячу долларов. Комиссионные я с тебя не возьму. Значит, восемьсот.
– Позови его, – сказал Железо, когда Нелли отошла.
Я подошел к художнику. Это был тип со вздорным взглядом человека, еще не получавшего как следует по морде.
Я не знал намерений Железо и потому начал вежливо:
– Простите, нам сказали, что вы автор картины «В платном туалете».
– Я! – Водянистые глаза творца, смотревшие куда-то мимо, наконец сфокусировались на моей личности.
– Мы бы хотели купить вашу картину, – произнес я, думая о том, что человек с такими глазами не может быть гением или хотя бы талантом. – Директор галереи сказала, что мы можем произвести это напрямую, без ее участия.
– Не возражаю, – произнес художник, направляясь вслед за мной.
Железо стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас веселыми глазами. Ничего хорошего это не предвещало.
– Вы желаете приобрести картину? – спросил художник.
– Да, – кивнул Железо. – А знаете, если бы вы добавили к названию картины еще одно слово, она от этого здорово бы выиграла.
– Какое же? – спросил художник.
– «Утро». Вы только вслушайтесь. – «Утро в платном туалете». Совсем по-другому звучит. Вы чувствуете, как картина сразу обретает пространственность во времени?
Художник задумался, а потом сказал:
– Но заложенная мною в картину идея призвана показать лишь некое субъективное пространство, аспект человеческой жизни, и не привязана к временному императиву.
Я с изумлением слушал их. Эти два кретина со значительными лицами, словно речь шла о чем-то важном, рассуждали о мазне, запечатлевшей трех субъектов, справлявших в туалете нужду. Я не мог понять почему, но мне вдруг остро захотелось пристукнуть их обоих. Между тем Железо аккуратно снял со стены картину. А потом произошло нечто уже совсем дикое. Коротко размахнувшись, он надел ее на голову художника. Полотно с коротким треском лопнуло, но дальше плеч не пошло, так и зависло на них в горизонтальном положении. Железо достал из бумажника доллары, сотенными, и кинул их на картину, прямо под нос творцу.
– Ты забыл, с чего начинали художники? – рявкнул Железо. – Я напомню – с библейских сюжетов. Люди приходят сюда душой отдохнуть, а ты им в морду своими погаными писсуарами тычешь!
К нам уже торопилась Диана.
– Что здесь происходит? – спросила она, подойдя.
– Делаю рекламу твоей галерее. Вон уже журналисты заинтересовались, – Железо кивнул на молодую женщину и мужчину средних лет, спешащих к нам с другого конца зала. – Пара бесплатных статей обеспечена. Завтра у тебя будет аншлаг. Все захотят взглянуть на галерею, где на головы художников надевают их же произведения. Нынче искусство без шоу, как кино, без попкорна, не идет. Ведь гораздо интересней видеть, как художнику на голову надевают его мазню, чем смотреть саму мазню, согласись! А кроме того, кто-то же должен остановить этих новаторов!
– Каких еще новаторов? – У Дианы слегка сузились глаза.
– Певцов отхожих мест, которые что-то выловят из сортира, засунут на экран и назовут высоким искусством. Новаторы! Стой спокойно, сволочь! – Железо схватил художника, который пытался избавиться от картины, за руки.
Художник с надеждой взглянул на Диану.
– Ты хоть знаешь, что он написал?
– Что? – Диана, привстав на носки, пыталась взглянуть на полотно.
– «Утро в платном туалете»!
Диана бросила на него быстрый взгляд и опять сделала попытку разглядеть картину. Вокруг нас уже сверкали вспышки фотоаппаратов.
– Ну маляр! – Железо толкнул художника в грудь. – Считай, будущее я тебе обеспечил. Завтра твое фото будет в газетах. Только смотри, если еще раз что-то подобное нарисуешь, я тебя самого на стену вместо картины подвешу. Это будет композиция под названием «Распятый говносос».
Через неделю после этого случая, когда я с тремя однокурсниками направлялся в кафе перекусить, «навигатор» Железо перегородил нам дорогу.
– Садись! – сказал Железо, высунувшись в окно.
Я понял, что спокойная жизнь кончилась, и под удивленные взгляды товарищей забрался в «навигатор».
– Завтра мы должны быть в Латвии, – сказал Саня, трогая машину.
– Зачем?
– У них там туго с наличностью. Надо помочь, – Саня усмехнулся, – дружественная страна.
– Сколько повезем?
– Пять миллионов.
В первый момент мне показалось, что Саня шутит, но потом я понял, что это серьезно, и впал в легкий ступор. Пять миллионов долларов по карманам не растолкать. Это пара чемоданов денег.
– Как мы их повезем?
– В двух рюкзаках.
– А если откроют?
– Не откроют. У нас будет зеленый коридор.
– А почему именно мы?
– А ты хотел бы, чтобы кто-то вместо нас заработал пятьсот тысяч?
Я промолчал.
– Я тоже так подумал, – усмехнулся Железо. – А за девочку свою не беспокойся, – безо всякого перехода вдруг произнес он. – Я тут прикинул, сколько в Москве «Мазд-Кабур». Максимум десять найдется. Я лично ни одной не видел. Вернемся – пройдешься по адресам владельцев.
– Спасибо, – сказал я.
– Не спеши, – криво улыбнулся Саня. – Неизвестно, чем дело кончится.
Трезвых мыслей не было, потому что если в подобной ситуации рассуждать здраво, то можно тронуться умом. Все было абсурдно от начала до конца! От двух рюкзаков с долларами на заднем сиденье, выражения лица Железо, походившего на посмертную маску, и до «зеленого коридора», в котором я сомневался. У меня было плохое предчувствие, хотя я в них не верил. Было холодно и слякотно. УАЗ‑69 на удивление для своих лет мягко урчал мотором.
– Зачем мы это делаем?! – произнес я, глядя на суетящиеся возле передней машины фигуры таможенников.
Я задал вопрос не ради выяснения истины, а просто выразил то, что происходило у меня внутри. От мысли, что нас могут задержать, меня пробирало жутью.
– Холодно! – как-то странно ответил мне Железо, неотрывно глядя в лобовое стекло.
Смысл его ответа я понял много позже.
Впереди, пройдя таможенный контроль, тронулся темно-синий спортивный «хундай». Саня переключил сцепление и на первой скорости встал на его место. Никакого зеленого коридора пока не наблюдалось. Некоторое время к нам никто не подходил, потом из служебного помещения вышли трое: два пограничника и таможенник. Пограничники встали чуть в стороне. Таможенник окинул нас взглядом и, сунув лицо в открытое окошко машины, спросил: