– Запейте, – сказал я ему.
Он кивнул и потянулся к пакету.
За полтора часа писатель со страха съел половину своего пасквиля, запивая листы молоком. Потом дело пошло медленней.
– В следующий раз пишите тоньше, – посочувствовал я ему, а потом посоветовал, прежде чем отравлять листы в рот, размачивать их в молоке. Дело вроде опять наладилось. Меня беспокоило только одно: как он будет доедать твердую обложку. Тогда я спросил, есть ли у него варенье или джем.
– Сливовый, – ответил он и, не совсем понимая, к чему я клоню, спросил: – А зачем вам?
– С джемом будет приятней и легче съесть обложку, – ответил я.
Писателя подвело воображение. Он несколько мгновений смотрел на меня, затем вскочил, зажал рот рукой и в стремительном броске попытался достичь туалета. Его вырвало прямо на ковер. Я смотрел на этого блюющего кретина и сожалел о том, что и ему, и всему лощеному столичному быдлу невозможно объяснить, что Всадник Без Головы погиб вовсе не за жирный кусок пирога – он погиб за Любовь.
Откинувшись спиной к оградке и ощущая на щеках теплый едва заметный ветерок, я чувствовал себя на удивление спокойно. Где-то вдалеке, среди деревьев иногда мелькали фигуры людей, но это не отвлекало меня от вереницы плавно текущих мыслей. Спустя пятнадцать минут я встал и, не торопясь, направился к выходу с кладбища.
Последнее время я все делал не торопясь. Иногда посещал стрелковый тир, иногда тренировки Луиса. Иногда встречался с Жорой и Владом. У обоих появились девушки. И деньги. Разумеется, не столько, как у меня, но им, кажется, хватало. Оба удивлялись, почему я до сих пор никем не обзавелся. Я обзавелся, только не кем, а чем. Это были руины или памятные места – можно называть как угодно: могила в Белгороде, могила в Москве и бензоколонка на Профсоюзной улице, куда я продолжал время от времени заезжать. Там ничего не менялось. Разве только заправщики машин, у которых я спрашивал про красную «Мазду-Кабуру», сам удивляясь бессмысленности этого. Все так же за кассой сидела кассирша Алла, она слегка располнела. И так же маячил за стеклянной дверью своего кабинета старший смены Гриша. И даже костюм на нем, казалось, был тот же самый. Только глаза уже не горели энтузиазмом. При моем появлении они тускнели еще больше.
Раз в месяц я встречался с Виктором, обычно в ресторане.
– Ты до сих пор один? – удивился он при очередной нашей встрече. – Ведь за тобой любая побежит, только пальцем помани.
– А кто я такой? – спросил я. – Известный актер или писатель, а может, чемпион по боям без правил? Я самый ординарный упакованный чувак, сытый жеребец, не более.
– Да, действительно сытый, – похлопал меня по спине Виктор. – Хребет не выпирает. На такой спине женщине очень удобно ездить. Не пытаются оседлать?
– Пытаются!
– Охотницы, – усмехнулся Виктор. – Не позволяй им этого сделать, – из глаз Виктора на миг исчезла ирония. – Запомни, если ты завоевал женщину, ты ее боготворишь, а если купил, будешь презирать всю жизнь.
– А что, еще завоевывают? – спросил я.
– Заваливают цветами, дарят машины, бриллианты, возят на дорогие курорты. Кому-то это покажется завоеванием. На самом деле ординарная покупка.
Любимая, по слухам, есть Любовь.
Мне сочинил о ней поэт,
в каком-то сочиненье безымянном.
Он сам не помнит…
Геннадий Жуков
Когда ты войдешь сюда, тебя встретит Вечность. Она распахнет свои объятия и примет тебя. Она станет твоей единственной реальностью. Твоим домом, другом, любовью и врагом. Но будет враг страшней ее – твоя память о прошлом, о той жизни, что осталась по ту сторону ворот. И не найдешь ты забвения…
Это случилось в четверг. Андрей принес две тонкие папки. Положив их на стол, он исчез за дверью. Стол и без того был завален документацией, и потому к их просмотру мне удалось приступить только через час. Взяв первую папку, я обнаружил между ними диск. Он не был подписан. Я вставил его в компьютер и открыл. Мой взгляд заскользил по колонкам цифр и букв. Это были счета, суммы и адреса банков. Мне хватило пяти секунд сообразить, что я влип. Быстро достав диск, я положил его в футляр и сунул между папок, а потом некоторое время сидел за столом, уперев взгляд в погасший экран монитора. Мой мозг вращался с бешеной скоростью, прокручивая все возможные причины происшедшего и, конечно, последствия. Меня никто не назвал бы паникером, но мой нос залез туда, куда ему не следовало. Невольно, естественно. Но разве это что-то меняло? Мораль здесь неуместна. В этой реальности бал правят цифры, а не суд присяжных. И единственный критерий – целесообразность.
Потом мне пришло в голову стереть отпечатки пальцев. Едва я взял диск в руки, как дверь распахнулась, и вошел Андрей. Он был бледным как смерть. Его взгляд упал на диск.
– Вы еще не смотрели его, Отто? – с натугой выдавил он.
– Собираюсь, – ответил я.
– Не надо! – быстро произнес Андрей. – Это не для вас. Произошла ошибка. Я случайно принес его. Спутал. Шеф сказал, что там секретная информация. Вы правда не открывали его?
– Нет!
Я смотрел в глаза этому кретину, который по ошибке принес то, что совсем не надо было. А он смотрел в мои. И оба понимали, что влипли – меловая физиономия Андрея прекрасно говорила об этом, – но оба еще на что-то надеялись и делали вид, что ничего не произошло. Наконец Андрей сдвинулся с места, взял у меня диск и ушел. Я смотрел на закрывшуюся за ним дверь и гадал, что он скажет боссу. Вариантов было два. Первый, это правду: я держал диск в руках и либо только что достал его из компьютера, либо собирался туда вставить. Второй – соврет, пытаясь меня выгородить. Но вряд ли стоило ожидать от него благородного жеста. Не тот человек. Тихоня. Робкая душа и потные ладошки. Мысль о том, что во всем происшедшем виноват лишь он один, вряд ли заставит его попытаться выручить меня. К тому же, судя по виду Андрея, он уже получил нагоняй и теперь был полон служебного рвения и искренности.
Я размышлял минуту. Потом встал, сунул в карман мобильный телефон и на всякий случай пошарил глазами по кабинету. Но больше ничего моего здесь не было.
Подойдя к двери, я услышал звук шагов в коридоре. К моему кабинету приближались несколько человек. Кажется, меня шли увольнять. Стук каблуков быстро приближался. Мои глаза опять пробежались по кабинету, теперь уже в поисках предмета потяжелей, но ничего подходящего не обнаружили. Тогда я достал из кармана ключ от квартиры, зажал его в кулаке, так чтобы конец торчал наружу, и встал у двери. Стук шагов стих, и она распахнулась. Первым вошел рослый, плотный тип в черном костюме охраны. Наверное, ему толком не объяснили, кого они пришли брать, и он представлял себе штатного перепуганного клерка, который протер на сидячей работе не одни штаны. Другим его неторопливые, я бы сказал ленивые, движения объяснить было нечем. Едва он повернулся, я коротким дугообразным движением ударил его ключом в висок. Это было не смертельно – ключ выступал из кулака сантиметра на полтора, – но жутко больно. По крайней мере так говорил Луис. Он оказался прав. Человека на несколько секунд буквально парализовало от боли. Я скользнул мимо него в дверь и едва не столкнулся с еще одним охранником, за спиной которого маячило лицо Аллигатора.