— А теперь достань из холодильника сосиски, порежь их и — на сковородку. Там же сырокопченый окорок, тоже можешь добавить.
— Грамотный какой! Сидит тут, указывает!
Она порезала сосиски прямо на столе, Муравьев не стал говорить, что для этого существует разделочная доска, окорок тоже порезала на столе, бросила в сковородку. Посмотрела на Муравьева, ожидая дальнейших указаний.
— Возьми помидор в холодильнике, где овощи, порежь колечками и положи на сковородку. Кстати, переверни бекон, чтобы не пригорал и жир заполнял все днище сковородки.
— Какие мы умные, сидючи на стуле!
— Но ты ведь сама вызвалась готовить.
— И приготовлю! А то у нас тут сплошные гении! Что в кино, что в кулинарии!
— Выливай яйца со сливками. Молодец, все правильно сделала. Теперь накрой крышкой, огонь убавь. Так, достань зелень, лук, кинзу, порежь мелко и посыпь омлет.
— Может, потом, когда будет готов?
— Нет, сейчас. Зелень должна проникнуть в тело омлета, пропитать его своими ароматами.
— Какие слова! Прямо поэму написать можно!
Муравьев уже забыл о неудачном свидании с сыном и уединиться в ванной не хотел. Ему приятно было находиться на кухне и смотреть на красивую девушку, которая хозяйничала тут. Красивая — да, но еще и умница! Она реагировала на его подсказки именно так, как он хотел. Вообще вела себя так, как он хотел, как ему нравилось. Ни в ее словах, ни в жестах не было желания понравиться ему, лживой слащавости, подчеркнутой грациозности. Она вела себя так, как и должна вести себя хозяйка его дома. Пусть что-то не умела, да многое, наверное, но это ничуть не смущало ее. Она с иронией относилась к своим пробелам в кулинарных знаниях и спокойно, уверенно принимала подсказки. Это было просто удивительно, если помнить о том, что она дочка солидного банкира и талантливая актриса. Да такую хозяйку он в мечтах своих только и видел, а встретить наяву давно уже отчаялся!
Он вскочил со стула, обнял Марину, страстно поцеловал в шею, потом обхватил губами мочку уха… Марина улыбнулась, ласково отстранила его:
— Омлет пригорит…
— Выключай, — с тяжелым вздохом сказал Муравьев. — Все отлично, Маринка, ты настоящая хозяйка. Раскладывай на тарелки.
Он побежал в комнату, достал из бара бутылку коньяка «Хеннесси». Хороший коньяк и дорогой, берег для важных гостей, но более важного гостя, чем эта девчонка, и представить себе трудно.
Марина уже разложила омлет по тарелкам и вилки положила рядом с ними. Сама села на стул, внимательно глядя на Муравьева. Он поставил на стол бутылку, достал из навесного шкафчика бокалы, поставил рядом с бутылкой, не удержался — припал к губам Марины. Долго целовал эти теплые, сладкие губы, эту нежную, сладкую шею, эти розовые мочки ушей, сжимал ладонями ее груди, чувствуя, как они напрягаются, как все ее тело движется в такт его движениям…
— Все, Игорь, все. Нам нужно поесть или как?
— Я бы предпочел «или как».
— Ну, ты нахал! Я тут готовила, старалась в поте лица своего, а мой труд не хотят оценить! Кстати, где свечи?
Муравьев достал из шкафа подсвечник с тремя изрядно оплавленными свечами, зажег их, выключил верхний свет.
Да, такую, именно такую женщину он хотел видеть рядом с собой! Ни Надежда, ни Арина такими не были. А Маринка… Господи, да будь она совсем некрасивой, он бы влюбился в нее за этот вечер. Но она была еще и красавицей!..
Муравьев сел на стул, наполнил бокалы.
— За тебя, Маринка. Наверное, такие вещи нельзя говорить, но ты — самая настоящая из всех женщин, которые у меня были.
— Учти, я еще не женщина, — с лукавой усмешкой сказала Марина.
— Да это не важно. Все не важно, знаешь… Ты… самая красивая, Маринка, вот и все дела. За тебя!
— Ну ладно, если ты настаиваешь… — с усмешкой сказала Марина. — Я согласна.
Они разом осушили свои бокалы, и Муравьев тут же вновь наполнил их.
— Вкусно получилось, правда? — спросила Марина. — Или это я сама себя хвалю?
— Действительно вкусно, Маринка, — сказал Муравьев. — Но под чьим чутким руководством…
— Я не возражаю, под твоим. Но правда вкусно?
— Очень, Маринка! Выпьем еще раз за тебя.
— Кто бы возражал…
Через полчаса Марина достала из сумочки мобильник, быстро набрала номер.
— Ты кому… — спросил Муравьев, но не успел закончить свой вопрос.
Марина прижала палец к губам, призывая его к молчанию.
— Але, папа? Привет, — сказала Марина в трубку. — Я сегодня не приду домой, ты не волнуйся, у меня все отлично. Где я и с кем, ты знаешь. Пожалуйста, передай маме и Петровне, что я счастлива. Пап, а вот этого не надо. Ты всегда верил мне, считал меня умной девочкой, так поверь и на этот раз. Я знаю, что делаю.
Муравьев пожал плечами, слушая ее монолог, машинально плеснул себе коньяка, выпил. Ну что ж, он сам сделал выбор, да оно и проще. Как говорится, открыл свои карты. Ну а что сделают другие игроки, видимые и невидимые, станет ясно уже завтра.
— Ты волнуешься, Игорь? — спросила Марина, бросая мобильник в свою сумочку.
— Немного, и только за тебя. Наш мир жесток, и непродуманные действия твоего отца могут отразиться на твоей карьере.
— Ты мне поможешь, — уверенно сказала она. — А если тебе будет трудно — я всегда рядом. Так — годится?
— Кто б возражал, — со смехом повторил Муравьев ее излюбленное выражение.
— Я больше не хочу пить, помою посуду и пойду в ванную. А ты принеси мне свою рубашку.
— Да ладно, оставь эту посуду…
— Нет. Утром проснемся, а в раковине непонятно что творится, противно смотреть… Я так не люблю.
Муравьев засмеялся:
— Знаешь, я и сам никогда не оставляю в раковине грязную посуду на ночь. Я «сова» и утром чувствую себя не так комфортно… Поэтому все не очень приятные дела стараюсь завершить вечером или даже ночью.
Он коротко поцеловал ее в губы и пошел в комнату за рубашкой, а Марина уверенно встала к мойке. Уж посуду мыть она умела. Петровна с детских лет приучила ее мыть за собой посуду, сколько скандалов у них было из-за этого! Но получается, мудрая домработница была права, внушая своенравной девчонке, что девушка, даже из обеспеченной семьи, должна иметь кое-какие навыки по ведению домашнего хозяйства, по крайней мере могла хоть вымыть за собой посуду, если рядом нет домработницы. Еще как была права!
Муравьев быстро разложил диван, застелил чистую простыню, сменил наволочки и пододеяльник на свежие, разделся, лег.
В ванной шумела вода, и этот шум возбуждал его. Хотелось вскочить и пойти к Марине в ванную. Но… непонятно, как она воспримет это. Девчонка и так сделала слишком много для того, чтобы он поверил ей, поверил в то, что они могут быть вместе.