Думаю, я показалась ему жалкой.
От закрепляющих пирогов Люда воротит нос.
— Надо, Людвиг, надо, — приказываю я псу и делаю вид, что самой мне эти пироги невероятно нравятся. — Кушай, не то Сима все съест…
Пес не верит, отворачивается в презрении и громко чихает.
— Ну смотри, Людоед. Начнется понос не вовремя, выкину с балкона!
Эта угроза кажется Людвигу и вовсе смешной, он морщит нос и весело трясет языком.
Муза Анатольевна встречает нас в прихожей. Лицо у свекрови белое, волосы всклокочены, и в первый момент я решаю, что встреча с соседом во дворе не прошла незамеченной. Жду бури, но получаю легкое дуновение… ужаса.
— Где Мишины ключи?! — выпучив глаза, вопит свекровь.
Оказалось, Музе Анатольевне не удалось уснуть, и пока мы с Людвигом выгуливались, свекровь решила навести порядок — убрать старые снятые замки в коробку вместе с тремя комплектами ключей и прицепить новый набор на брелок сына.
— Вот твои ключи, вот мои, — в каждой руке Музы Анатольевны зажато по связке. — Мишины где? С серебряным сердечком? Я весь дом перевернула!
Сегодня ночью, полная ностальгических настроений, я засунула серебряное сердечко под свою подушку с мечтами, чтобы Миша пришел ко мне хотя бы во сне.
Миша не пришел, дом действительно перевернут. К счастью, вздыбить постели Муза Анатольевна не догадалась.
— Сейчас найду, — спокойно говорю я. — Вымойте Людвигу лапы, мама.
Любезное обращение на свекровь уже не действует. На Музу Анатольевну действует ночной кошмар. Она вновь погружена в сплав из себя, чугунной сковороды и ужаса.
— Ключи стащили у Миши, — уверенно бормочет свекровь.
— Восемь месяцев назад? — Я изображаю сарказм. — И сидели и ждали? Идите, мама, мойте собаке лапы. Ключи я сейчас найду…
Свекровь кладет две связки ключей на обувную тумбочку, подхватывает Людоеда и бредет в ванную. Я беру одну связку, недолго думая, и вторую и иду за серебряным сердцем.
По моей «соломенной» спальне Муза Анатольевна прошла ураганом. Даже кейс с диссертацией валяется на полу раскрытым. Ящики письменного стола выдвинуты, и я с грустью признаю — наказанием за ложь станет часовая уборка каждой комнаты. Их, как вы помните, у нас четыре.
Как оказалось, я узко мыслила. Помимо комнат в нашей квартире прихожая, удобства, кухня и две лоджии. Наказание стало поистине достойным.
Прицепив одну из связок на брелок, я кладу ключи в карман Мишиного парадно-выходного пиджака и изображаю поиски в другом конце комнаты — на полках среди книг.
— Нашла?! — Свекровь вбегает в спальню и обводит ее полубезумным взором.
— Вы в платьевом шкафу смотрели? — спрашиваю я, увлеченно перебирая учебники по сопромату.
— Искала! — истерически взвизгивает свекровь. — Везде искала!
«Накладочка вышла» — думаю я, и предлагаю:
— Посмотрите еще раз, Муза Анатольевна.
Свекровь вышвыривает из шкафа одежду вместе с вешалками, в кармане пиджака звякают ключи, и, не веря своим глазам, Муза Анатольевна извлекает их наружу.
— Вот они, — плаксиво констатирует свекровь, — надо же, а мне казалось, я все карманы обшарила…
Она довольно улыбается, и я наивно полагаю, что кошмар закончен. Ключи найдены, серебряное сердце мягко сверкает гравировкой «my love»…
— Сима, где мои ключи?! — через секунду вопит свекровь из прихожей.
Я бреду на голос, нахожу Музу Анатольевну в совершенно невменяемом состоянии и чувствую себя последней гадиной.
— А куда вы их положили, мама?
Свекровь несется в ванную комнату и рушит с полок порошки, шампуни. Всякие мази и притирки летят в стороны, вверх, вниз, на пол и в биде…
— Так… Людвига я несла с ключами… или без? Сима! Я Людвига с ключами несла?
Мне тоже хочется кричать и топать ногами. Я так устала от лжи, что хоть в биде топись! Или с восьмого этажа вниз головой! Две взрослые и, хочется думать, разумные женщины не могут договориться. Живем, как разведчики на нелегальном положении. И все оправдывается благородством намерений: «Маму нельзя беспокоить…»
А что сейчас происходит, легкое беспокойство? Тяжелое помешательство, вот что сейчас происходит! Интересно, в других семьях так бывает?
Сорок минут Муза Анатольевна ползает из прихожей в ванную и обратно. Заглядывает во все углы и ищет две пропавшие связки ключей. Если бы я взяла одну, оставив другую, то мне бы несдобровать, не отвертеться…
— Муза Анатольевна, вы на кухню заходили?
— Не помню, — бормочет свекровь, обыскивая гостевые тапочки. — Я уже ничего не помню…
Как-то раз Муза Анатольевна весь день искала туалетное мыло. Потом плюнула, сходила в магазин и купила новое. Через несколько месяцев брусок розового цвета был обнаружен в морозильном шкафу среди замороженных грибов.
— Вроде бы, я только в ванную… с Людвигом… и обратно…
— Точно?
Свекровь грузно опускается на табурет и оглядывает прихожую. Выглядит она, как Людвиг, застигнутый на праздничном столе возле блюда с заливным, — мол, сама не понимаю, как со мной такое…
В моей душе стоит адская темнота. Сказать, что я разгоняю ее раскаянием, — значит не сказать ничего. В адской темноте рыдает сердце, опаленное сполохами ненависти к самой себе. Хочется засунуть два пальца в рот и вытошнить из себя черную пустоту.
Как я, Серафима Вольская, дошла до этого? Издеваюсь над пожилой женщиной, с которой делю кров восемь лет! Или фамилия Мухина изменила мою сущность? Когда-то я не могла соврать маме, что задержалась у подруги за подготовкой к экзамену… Ложь вползала в меня постепенно, год за годом меняя, подчиняя и разрушая в конце концов. От прежней Серафимы Вольской осталась лишь оболочка с фамилией Мухина.
И представляете, что делает этот фантом в следующее мгновение? Он косится на часы, прикидывает время, разевает рот и… спокойно произносит:
— Муза Анатольевна, сейчас я уберусь в ванной, налью вам воды с успокоительной солью, вы примете ванну… расслабитесь… и ляжете спать. Что-то вы неважно выглядите.
— Да? — с надеждой спрашивает свекровь. — Думаешь, поможет?
— Обязательно. — Я похлопываю Музу Анатольевну по плечу. — Вам надо отдохнуть.
— Да, да, — бормочет свекровь, — что-то я совсем… плоха… это от бессонницы…
В порыве раскаяния я ставлю в ванную комнату магнитофон с релаксирующей музыкой, засовываю в воду свекровь и убираюсь в квартире, как Золушка перед отправкой на бал.
Но лживых Золушек ждет не сказочный принц, а злой маньяк на остановке меж двух заборов. Символизм ситуации доведен до абсурда.
В половине седьмого я помогаю Музе Анатольевне лечь в постель, даю ей выпить снотворного и, получив на прощание вялый приказ: «Выгуляй Людвига», удаляюсь на кухню. К холодильнику, за бутылкой мятного ликера.