— Ну что тебе стоит? — канючила Нинель. — Тебе ведь все равно! А мне надо…
— Зачем?
— Они Степе нужны… Устал он от своего СМУ.
— Хорошо. Я подумаю. Но сначала ответь мне на один вопрос. Степа деньги Коврова себе взял?
— С ума сошла? Если б у Коврова сын в институт провалился, он бы с нас семь шкур спустил!
— И все-таки…
— Не знаю, — сказала Нинель и тут же поправилась: — Кому дал, не знаю. Но кому-то сунул, точно.
— Тошику?
— Сим, ну хочешь, я сейчас при тебе Степке позвоню и спрошу, кому он деньги сунул?
Наивной деткой я перестала быть сегодня ночью. Правдивого ответа от Степана Аркадьевича Матюшина я не получу ни сейчас, ни потом, ни в глаза, ни по телефону.
— Ладно. Забирай. — Я вынула из сейфа папку с кредитным делом и протянула ее Нинель.
— Сима, ты душка! С меня коньяк, шампанское и цветы, — пообещала Матюшина и полезла целоваться.
— Я не смешиваю напитки, — сказала я и уклонилась от ее красных губ. — Испачкаешь…
Лев позвонил через час.
— Ты как?
— Нормально.
— А свекровь?
— Тоже ничего. Только хуже.
— Сегодня вечером встретимся?
— Вряд ли. Я хочу побыть с Музой.
— Ты… молодец…
— Спасибо. Надеюсь, бог наградит меня за доброту.
Хотела сказать: «Может быть, наградой будешь ты?» — но удержалась. Такие мысли сбивают с рабочего ритма женщин, расставшихся с мужьями восемь часов назад. Или восемь месяцев назад?
Зайцева скучала в вестибюле банка и от нечего делать строила глазки охраннику, на груди которого висела табличка «Сытин Петр Васильевич». Когда я подхватила ее под руку и повела на выход, Галка послала ему взмах ресниц. Петр Васильевич нахмурился, и я сделала приятельнице выговор:
— Угомонись. Ты меня дискредитируешь.
— Слушай, у вас охрану по каким критериям подбирают? Как ни зайду, один краше другого!
— Галя, в тебе тестостерон перебродил! Во все стороны брызжет.
— Надеюсь, это не намек на возраст? — попробовала обидеться Галка. Но воспоминания о Сытине Петре Васильевиче были столь свежими… — Ой, Мухина! Бери меня в банк! Ужо я тут развернусь…
— Галя, у нас приличное заведение.
В отпуске Галина распоясалась совершенно. Намеки на распущенность на нее не действовали, и когда подруга завела песню: «А, помнишь, Сима, у вас такой лысый дядька на белой «Ауди» работал», я решила ее напугать. Я рассказала о смерти маньяка Гальцева, подозрительно трезвом шофере грузовика и сломанном пальце Виктории.
Зайцева перепугалась так, что фирменный антрекот заведения «Три тополя» унесли едва надрезанным.
— Ой, что делается? — причитала Зайцева. — Ой, какой кошмар! И что ты об этом думаешь?
— Честно говоря, ерунда какая-то. Грузовик мог наехать случайно, в квартиру воры то ли лезли, то ли нет, насчет Виктории… не знаю. Точно только одно — Гальцеву сломали шею и спрятали тело.
— Господи, спаси и сохрани! — Галка быстро перекрестилась и оглянулась по сторонам. — Сима, а вдруг за тобой какой псих охотится?
Я пожала плечами. Психов много, возможно, мне не повезло.
— А может быть, ты какую-нибудь тайну знаешь? Служебную или личную?
— Ничего я не знаю. И, кстати, меня муж бросил.
Этого Зайцева уже перенести не смогла. Заказала двести граммов и салат из сыра и соленых огурцов.
— Эка… как на тебя… все одновременно. Твое здоровье, дорогая! Оно тебе понадобится.
— Хочу завтра отгул взять, — сказала я и отказалась от водки. — Поедем с утра в Колотушино?
— Только не очень рано, — кивнула Галка. — У меня вечером на всю ночь свидание. Высплюсь, и сразу к тебе.
— С кем спишь?
— С Борей. Из Франции. То есть из России, ну ты поняла… мой последний… курортный.
— И как у вас?
— Супер. Здоровый трезвый секс.
— Он женат?
— На этот раз пронесло. Холост.
— Чем занимается?
— Шоферит где-то. Но не нищий.
— Где это шоферам столько платят? — удивилась я.
— Мало ли в столице рыбных мест? Кстати, он тоже в Колотушино поедет. Ты не против?
— С какой стати? — я вздохнула. — Ты хозяйка, я батрачить еду…
— Не прибедняйся! Матюшина сказала, скоро шефом станешь.
Первая хорошая новость за неделю. Если Матюшина сказала, значит, стану. До сих пор Матюшина ни разу не ошиблась в банковских передвижках.
Может быть, не брать отгул? Трудовой героизм оценят…
Нет, поеду в Колотушино. Надо сменить обстановку и поковыряться в земле. Да и Галина хорошая компания не даст мне закиснуть.
Муза встретила меня накрытым столом, тортом «Птичье молоко» на манной каше и киселем из ревеня. Основное блюдо — сациви из курицы в настоящем, на грецких орехах, соусе — тоже мое любимое.
На голове свекрови вместо швабры — прическа под премьер-министра Великобритании, на пальцах — маникюр и кольца, за ушами — капля духов «Митсуко». Все это убедительно показывало — с неприятностями Мухины справятся.
— Я вам с Галей пирожков напеку, — пообещала свекровь, раскладывая по тарелкам кусочки мяса. — Хочешь, курочку-гриль сделаю?
— Спасибо, мама.
В наших отношениях появилась новая приятная сторона. Но я не хотела заставлять старушку лебезить. Я решила — завтра еду в Колотушино, а Музе Анатольевне следует остаться одной и пообвыкнуть в странной ситуации: свекровь и невестка — лучшие родственники. Надеюсь, к моему возвращению она перестанет смущаться за поведение сына.
Вечер в гостиной у телевизора прошел в мягкой семейной атмосфере взаимных уступок. «Мама, на вас не дует? Хотите, я переставлю вентилятор?» — «Спасибо, детонька, мне и так хорошо. В холодильнике пломбир с ананасом… тебе принести?» — «Я сама сбегаю. Вам шоколадку сверху потереть?»…
Мы сообща зализывали раны, старательно выглядели стоиками и в разговорах к прошлому не возвращались. Только в мыслях.
Я догадывалась, что днем звонил Михаил. Мама с сыном поговорили, но чем закончилась беседа, известно лишь им двоим… и Яне. Я — отрезанный от Мухиных ломоть.
Хотя… сижу рядом с бывшей свекровью, смотрю «Покровские ворота», и Людоед вылизывает мою миску с остатками мороженого.
Но один неприятный момент все-таки случился. Я решила позвонить Тошику, спросить о самочувствии, а оказалось, что Муза отключила телефоны.
Спрашивать, зачем она это сделала, я не стала. Возможно, дело в Мише. Свекровь готовилась к этому странному вечеру и решила не отвлекаться на вероятный звонок сына. Она боялась, что объяснения бывших супругов внесут нервы, слезы, упреки…