Так же и князь стоит – со своими. И волохи. Молодые теснятся вокруг седобородых. Старших в Новом Городе слушают. Правда, только своих. К чужим – лишь прислушиваются.
Князь Владимир – старший, хоть и молод годами. Для него умельцы собрали помост: уложили доски на пустые бочки. Стоит Владимир – всем виден. Рядом с ним – волохи. Их тоже все видят. И все знают. Вон Сварога служитель, а вон – Дажьбога. А вот к этой старой идут, когда хотят Макоши кланяться. А вот и сам Волохов жрец. Его капище – в поприще от города. Считай, каждый второй новгородец там на зимнее солнцестояние побывал и подарок доброму Волоху поднес. Добрый-то он добрый, а не задобришь его – так и не будет ничего: ни приплоду, ни заводу, ни даже, стыдно сказать, мужской силы.
Сам князь меж жрецов уместен. Он ведь тоже жрец. Старший пред Перуном варяжским.
Удивляется люд новгородский: с чего бы это, почитай, все божьи люди вместе собрались? Известно ведь: не шибко любят боги друг друга. И, следовательно, служители их тоже особой дружбы меж собой не ведут.
Стоят волохи вокруг князя. Молчат. Будто ждут чего-то. Вече уже и ворчать начало: мол, говори, княже, зачем собрал, от дел оторвал? Не любит толпа ждать.
Молчит Владимир.
Вече тоже примолкло. Что-то повисло в воздухе. Страх? Непонятное происходит. А что непонятно, то опасно. Неужто – худые вести?
– Видал, сколько народу собралось тебя послушать? – Добрыня толкнул кулаком в бок тощего длинного монаха. – Все как ты хотел. Тут те и овцы заблудшие, и лжепастыри. Иди! Проясни им, чем твой бог хорош!
Монах зыркнул на воеводу темным горящим глазом (вместо второго – черная повязка) – подобрал подол грязной рясы и решительно полез на помост. Растолкал всех, даже князя отодвинул.
– Покайтесь, человеки! – воскликнул монах, воздев над собой крест с продетым в ушко простым конопляным вервием. – Отрекитесь от кумиров сатанинских! Узрите Истину!
Зычный голос монаха с явным германским выговором вознесся над площадью… И удивил всех.
Уж чего-чего ждали новгородцы, но только не этого. Услышали – и растерялись.
А монах тем временем вещал. Про ложных богов, про бесов и черное язычество. Скопом хуля и ложных богов, и их последователей, и, особенно, отвратительных языческих жрецов… Которые стояли здесь же, на помосте, и тоже растерялись. Воевода Добрыня позвал их для того, чтобы объявить нечто важное… Неужели Владимир по примеру братьев решил стать последователем Христа? Но тогда зачем ему волохи? Или что худое задумал?
Волохи встревожились, но виду не подавали. Держались с достоинством. С монахами они встречались не раз. Встречались по-всякому. С иными – разговаривали. Иных – дарили богам. А тех, от кого слишком явно попахивало Кромкой, – сторонились. Этот был – из таких.
…Как раз такой, какой был нужен Добрыне. Воевода купил его у купца-чудина, который, польстившись дешевизной, приобрел монаха у какого-то викинга. Викингу, впрочем, монах достался и вовсе бесплатно. Сам пришел к нему во двор. Да там и остался. Трэлем.
К сожалению, в хозяйстве монах оказался бесполезен. Только и знал, что молиться да кликушествовать. Бить его было бесполезно. Убить – жалко. Все же деньги заплачены. Эст совсем уж собрался отпустить никчемное приобретение, но тут монаха случайно увидел Добрыня.
…Монах вещал, новгородцы удивлялись. А князь… Князь улыбался. Все видели эту улыбку, только не понимали – к чему она.
Ясно стало, когда Владимир шагнул вперед и взял монаха за шкирку и приподнял. Это было нелегко, потому что монах, хоть и порядком отощал, но ростом был повыше князя.
Теперь удивился монах. И заткнулся. От неожиданности. Он ведь считал, что именно князь желает, чтобы он обратил язычников. Так ему сказал воевода. И еще потому, что князь взял его ловко: передавил воротом рясы худое горло.
– Смотрите, люди новгородские, – не особо напрягая глотку, но все равно погромче монаха, произнес Владимир. – Вот он, глашатай бога, которому служит киевский князь Ярополк, убивший собственного брата!
Это было чистое вранье, потому что Ярополк принял крещение по византийскому обряду, а монах был – из папистов. Однако мало кто из новгородцев разбирался в таких тонкостях.
– Вот чего хочет Ярополк! Хочет, чтобы вы отринули своих богов, богов своих пращуров! – Голос Владимира постепенно набирал силу. Время от времени он встряхивал монаха – как тряпичную куклу. Монах натужно сипел и сучил руками-ногами. – Хотите вы этого, люди новгородские?
Вече заворчало. Новгородцы понемногу догадывались, к чему ведет князь.
– Наши боги! Наши предки! Наша вера! – Голос Владимира гремел, как медное било. Волохи оживились, подошли ближе к краю, встали за спиной Владимира – как живая стена. Так и было задумано. Для того их и позвали. Чтобы народ видел тех, кто говорит с богами. От имени богов. Своих богов. Пусть своенравных, пусть жестоких – иногда, но зато – родных.
– Не дам! – в полный голос воскликнул Владимир, на миг покрыв ропот народа. – Не позволю никому, даже собственному брату! И не брат мне он, поднявший руку на собственную кровь! Преступивший законы рода! Клянусь Перуном, я остановлю зло! Клянусь всеми нашими богами: Сварогом и Родом, Волохом и Яруном! Всеми богами племен и всех языков! Я не дам отнять у вас веру пращуров!
Тут к князю подоспела пара гридней, подцепила монаха за капюшон древками копий, подняла повыше, как было заранее уговорено.
– Глядите на него! – закричал князь, показывая на дрыгающегося в воздухе монаха. – На кого он похож?
– Это на что он намекает? – нахмурился стоявший в первом ряду гридней Хривла. – Уж не на Одина ли?
– Дурень! – фыркнул Лунд (теперь уже – сотник Лунд). – Ну да, Один тоже одноглаз и тоже висел на древе. Но никогда Один не был похож на скоморошью куклу!
– Хотите стать такими? – кричал Владимир. – Хотите?
– Не-ет! – взревела толпа.
– Смерть отступнику от веры пращуров!
– Смерть!!! – выдохнуло вече.
– Смерть предавшему свою кровь!
– Смерть!!!
– Бросайте, – обычным голосом скомандовал Владимир гридням, и пауком растопырившийся монах полетел в толпу.
Разорвали его вмиг. Жрец Сварога одобрительно хмыкнул. Жрец Волоха недовольно поджал губы.
Народ, впрочем, на них не глядел. Сегодня гласом богов были не они, а Владимир. Это он принес жертву. Это он сказал Слово.
– Ай да князь! – крикнул в ухо (чтобы перекричать рев толпы) воеводе Добрыне воевода Сигурд. – Теперь Новгород у нас кулаке!
– Что Новгород! – закричал в ответ Добрыня. – Теперь за нас – все наши боги! И все, кто им верен! Считай – пол-Киева за нас! – И присоединил свой могучий голос к общему реву: – За веру пращуров!!!
Лодьи и струги киевского каравана вышли к Полоцку вскоре после рассвета.