У подножия лестницы тянулся ещё один коридор. Мне показалось, что мы достаточно глубоко под землёй. Воздух как-то потяжелел, уши облепила особого рода тишина. Я уже шёл без поддержки, а Джонсу путь давался мучительно, он был вынужден опираться на палку. Мортлейк шёл где-то сзади, наверняка полный предвкушений. Мы повернули за угол и резко остановились. Глазам открылось нечто необычайное — перед нами простиралась длинная подземная камера, о существовании которой наверняка не имели понятия пешеходы наверху.
Кирпичные стены, сводчатые потолки с арками, множеством арок друг напротив друга в две линии. Над головой — стальные балки, с них на ржавых цепях свисают крюки. Основание — старинный, видя витий виды булыжник, а на нём, пересекая и вливаясь друг в друга, уходят в земные недра трамвайные пути. Всё освещено газовым светом, от ламп идёт фосфоресцирующая дымка, она висит в воздухе зимним туманом. Сам воздух — влажный, напитанный смутным ароматом. Перед нами поставили пару столов с какими-то предметами, изучать которые у меня не хватило сил, тут же принесли два расшатанных деревянных стула, один для Джонса, другой для меня. Нас ждало ещё три человека, в итоге — шесть. Они являли собой ещё более мрачное зрелище, чем в «Пути покойника», — ведь мы были их пленниками, целиком в их руках. Теперь покойниками были мы.
Все они молчали, но какие-то голоса были слышны — они эхом прилетали из невидимого далека. Что-то лязгнуло, будто стукнулись две стальные болванки. Видимо, всё сооружение было достаточно большим, и мы находились в удалённом его углу. Я подумал: а не закричать ли, не позвать ли на помощь? Нет, бессмысленно. Никакой спасатель не поймёт, откуда идёт звук, да и я не успею произнести двух слов, как получу по голове.
— Сядьте! — отдал приказ Мортлейк, и нам пришлось подчиниться. Мы сели на стулья, и тут же я услышал звуки, которые показались мне совершенно неуместными: щёлканье кнута, перестук колёс по булыжнику, цоканье лошадиных копыт. Я повернул голову и увидел картину, которую не забуду никогда: прямо на нас с грохотом катился, будто порождённый тьмой, сияющий до блеска чёрный экипаж, в упряжке две лошади, поводья держит одетый во всё чёрное кучер. Такая картина может возникнуть в воображении, когда читаешь сказки братьев Гримм. Дверка открылась. Из кареты вышел Кларенс Деверо.
Такой эффектный выход — для такого маленького человека! А в зрительном зале — всего двое! Спокойной и неторопливой походкой он подошёл к нам: цилиндр, накидка, из-под которой выглядывал яркий шёлковый жилет, на крошечных руках — почти детские перчатки. Лицо бледное. Он остановился в нескольких футах от нас и окинул нас изучающим взглядом из-под тяжёлых век. Конечно же, именно здесь он чувствовал себя раскованно. Зарыться под землю — для человека с его удивительным заболеванием не самое плохое решение.
— Замёрзли? — спросил он своим птичьим голосом, не скрывая издёвки. Потом два раза мигнул: — Согрейте их!
Меня схватили за руки и плечи, равно как и Джонса. Вшестером они накинулись на нас и на глазах у Деверо и Мортлейка принялись нас дубасить, по очереди молотить кулаками. Я не мог дать сдачи, просто сидел и принимал удары, и каждый раз, когда удар приходился в лицо, в глазах вспыхивали звёзды. Наконец они угомонились. Из носа моего текла кровь, её привкус я ощущал на губах. Джонс согнулся вдвое, один глаз закрыт, щека распухла. За время экзекуции он не издал и звука — впрочем, как и я.
— Так-то лучше, — пробормотал Деверо, когда его люди исполнили приказ и отошли в сторону, а мы продолжали сидеть на стульях и старались восстановить дыхание. — Хочу сразу сказать — никакого удовольствия от подобных действий я не получаю. Добавлю, что и методы, которые помогли доставить вас сюда, мне омерзительны. Похищать ребёнка — это мне совершенно не свойственно, и в утешение могу заверить вас, инспектор Джонс, что вашу дочь уже вернули матери. Я мог бы подержать её здесь подольше. Мог помучить у вас на глазах. Думайте обо мне что хотите, но такое мне не по нутру. Мне жаль, что ваша дочь больше никогда не увидит отца, и что последние воспоминания о вас будут не самыми приятными. Но со временем она вас так или иначе забудет. Дети — существа стойкие, долго унывать не будут. Так что и мы вполне можем о ней забыть.
Убивать полицейских и стражей закона — это тоже не в моих правилах. Слишком всё усложняет. Человек Пинкертона — одно дело, а агент Скотленд-Ярда — совершенно другое, и, возможно, наступит день, когда я об этом пожалею. Но вы слишком заигрались, господа, и я вынужден положить этому конец. Меня беспокоит одно: я плохо понимаю, как вам удалось так многого добиться? Именно поэтому вы здесь, и ваша боль — это только прелюдия к тому, что вам предстоит испытать. Кстати, вижу, вы оба дрожите. Я готов предположить, что причина тому истощение и холод, но никак не страх. Налейте им немного вина!
Он отдал команду тем же тоном, каким велел начать избиение. В руку мне сразу вложили чашку с красным вином. Равно как и Джонсу. Пить он не стал, а я выпил, и тёмная красная жидкость смыла вкус моей собственной крови.
— За несколько недель вам удалось проникнуть в самое сердце моей организации, и за вами тянется разрушительный след. Моего друга, Скотчи Лавелля, подвергли пыткам, а потом и убили, и, что уже совсем необъяснимо, заодно уничтожили и всех его домочадцев. Скотчи был человеком очень осторожным. У него было много врагов в Нью-Йорке, и он умел не высовываться. Он снял тихий дом в тихом квартале, и у меня возникает вопрос: как вообще вы его нашли? Кто вам сказал, где он живёт? Да, агентству Пинкертона он был известен, и я не сомневаюсь, что вы, мистер Чейз, могли его узнать. Но к тому времени вы провели в Англии менее двух суток — и всё-таки направились прямо в Хайгейт. Разрази меня гром, если я знаю, как вам удалось добраться до Скотчи.
Я думал, что Джонс сейчас объяснит: мы выследили посыльного, Перри, от кафе «Рояль», но Джонс хранил молчание. Деверо, между тем, ждал ответа, и я вдруг понял: если он его не получит, наше и без того бедственное положение станет ещё хуже.
— Нам помог Пилгрим, — сказал я.
— Пилгрим?
— Он был наш агент. Работал на меня.
— Джонатан Пилгрим, — зарычал Мортлейк. — Секретарь моего брата.
Деверо был явно озадачен.
— Он был из пинкертоновцев? Мы знали, что он — осведомитель. Как только мы выяснили, что он за птица, отправили на тот свет. Но я понимал, что он работает на профессора Мориарти.
— Значит, вы ошибались, — сказал я. — Он работал на меня.
— Но он был англичанин.
— Нет, он был американец.
— И он прислал вам адрес Скотчи? Выходит, мы это дело прошляпили — не спросили у него самого, на кого он работает. Я говорил Лиланду, что он избавился от Пилгрима чересчур поспешно. Но если вы, мистер Чейз, сейчас пытаетесь обвести меня вокруг пальца, я вам искренне советую одуматься. Возможно, вы меня недооцениваете, потому что видели в минуту слабости. Повторяю: если вы мне лжёте, я доберусь до истины, и тогда я вам не завидую. Вам нечего добавить? Что ж, идём дальше. Пилгрим передал вам адрес. Вы явились в Блейдстон-хаус. И той же ночью Скотчи и всех его домочадцев убили прямо во сне. Как это произошло? И почему?