С помощью появившейся Фулоны историю удалось замять, но топор Чимоданову пришлось убрать в сумку. Соскучившись, он стал задирать Олю и класть ей руку на колено, повторяя:
— Люблю это дело! Это всегда так трогательно!
Ольга убрала с колена его руку и дала Петруччо подзатыльник.
— Тебе трогательно, а ты не трогай! — сказала она.
Вслед за Чимодановым приехал грустный Мошкин, приглашенный имитировать на тренировке стражей из Тартара. Мошкина вчера вызвонила Гелата. По домашнему телефону. Два раза набирала, и каждый раз трубку снимала мама. И всякий раз Мошкина почему-то не оказывалось дома. В третий раз Гелата перезвонила через пять минут, и Евгеша таинственным образом дома оказался. Параллельно в трубке ощущалась возня, будто кто-то с кем-то молча сражался.
— Да не она это! — крикнул кому-то Мошкин, и возня сразу прекратилась.
Гелата сообщила, что валькирии собираются для большой тренировки и зовут Евгешу.
— Нет! — сказал Мошкин.
— Да! — оспорила Гелата.
— Ни за что! — сказал Мошкин.
— Да! — повторила Гелата.
— Даже не уговаривайте! — сказал Мошкин.
— Да! — сказала Гелата.
— Ну разве что… — поколебался Мошкин.
— Да! — сказала Гелата.
— Ну и когда надо выезжать? — сдался Мошкин.
Гелата объяснила.
— Ну хорошо! — простонал Мошкин. — Но учтите, что я не сказал «да». Но я не сказал и «нет». Я же подумаю, да?
Гелата повесила трубку.
И вот теперь Мошкин пришел. Увидев его, Гелата испытала окончательное облегчение и спросила у него, почему мама бросала трубку.
— Мама не бросала. Она приняла тебя за мою девушку, — сказал Евгеша.
— Они не ладят?
— Нет. Они телепатически ощущают присутствие друг друга. Стоит мне оказаться рядом с девушкой, мама моментально начинает трезвонить. Можно подумать, что она на крыше сидит с биноклем. «Где ты? С кем ты? Не смей мне врать! Я слышу, как она рядом дышит!» Едва от мамы отобьюсь, девушка начинает бубнить: «Кто это был? Мама? Чего она от тебя хочет? Ты что, маленький?»
— А ты им скажи, что сам разберешься! — посоветовал Чимоданов.
В горле у Мошкина что-то не то взорвалось, не то булькнуло:
— Они меня не послушают!
— Что, обе?
— Да. Они обе как-то внутренне похожи, но когда им об этом говоришь, выходят из себя. Девушке почему-то нельзя говорить, что кто-то на нее похож. Особенно ее нельзя сравнивать с мамой. Девушке надо говорить, что она уникальная.
Чимоданов расхохотался:
— Держись, брат! Женщина — это не прекрасный пол и даже не прекрасный потолок. Женщина — это клинический диагноз. Лучше расскажи, как ты ухитряешься знакомиться!
Лицо Мошкина несколько просветлело.
— О! — сказал он. — Я даже и не знакомлюсь. Просто задаю девушкам несложные вопросы. Девушки обожают на них отвечать. Например, «сколько минут варить яйцо, чтобы оно было всмятку» или «как пришить пуговицу». Про интеллектуальное кино любит рассуждать одна девушка из десяти, а про салат оливье — все десять.
— И что, есть такие, которые на это клюют?
— Ага, — вздохнул Мошкин. — На это все девушки клюют! Так ты мучаешься, пытаясь соврать, какая музыка тебе нравится, а так девушка сидит и тихо-мирно пришивает тебе пуговицу. И ей хорошо, и мне. Ведь я же прав, да?
Очередной поезд принес Нату. Выглядела Вихрова расстроенной. Даже, кажется, недавно плакала. Правда, заметили это не все. В руке Вихрова держала смартфон и яростными движениями пальца расшвыривала сообщения.
— Нет! Вы это видели? Пока я к вам ехала, меня бросили! Читайте по слогам: МЕ-НЯ!.. Теперь вот приходится удалять его писульки из памяти телефона! Не хочу, чтобы этот гад ее занимал!
В голосе у Наты слышался не гнев даже, а крайнее изумление. Бросили ее — успешную, великую, одно дрожание век которой опрокидывало мужчин на колени! Давно ли Мефодий с Дафной придумали про Нату анекдот: «По улице навстречу футбольной команде шла Вихрова и стреляла глазами. За ней прямо по гильзам ехала «скорая» и подбирала раненых». И где это время?
— Успокойся! — глупо сказал Мошкин, невольно подавая Нате команду к истерике.
— Ты у меня сейчас сам успокоишься на веки вечные!.. — завопила Ната, выдавая гибким лицом такую мимику, что лица у смотревших на нее валькирий невольно задергались. — Куда катится этот мир? Все словно спятили! Сегодня он тебе скажет: «Я больше не люблю тебя, я люблю Лену!» Через два месяца Лене скажет: «Я люблю Катю!» Потом Катя ему скажет: «Прости, но я люблю какого-нибудь Шибзика Петровича!» А что меня больше всего бесит: все вокруг важные такие стоят, такие понимающие! Такое, блин, уважение перед этой, блин, якобы любовью, которая, блин, якобы все оправдывает, блин!
Ната отскочила к колонне и уткнулась в нее лбом. Ее трясло. Ламина подошла сзади и положила руку ей на плечо.
— А ну прекратить истерику! — приказала она весело и холодно. — Улыбочку! Подбородок выше, и вперед!
Ната перестала трястись. В голосе валькирии была сила, которой ей самой сейчас так не хватало.
— Ну! — повторила Ламина.
Ната улыбнулась. Правда, ее улыбка больше походила на оскал.
— Почему он так? — спросила Ната.
— Как «так»? Все люди очень разные. У каждого своя граница надежности. Никогда не знаешь, кого и на чем заклинит. Кто-то аккуратно переходит дорогу, но ест мусор с пола. А другой смертельно боится микробов, но перебегает дорогу перед носом у автомобилей…
Из подъехавшего поезда появилась запыхавшаяся Бэтла и еще издали стала кричать, что она понятия не имела, что линия с «Митино» такая длинная.
— Ага! Ну теперь все собрались? Кого нет — откликнитесь! — велела Фулона.
Никто не откликнулся, из чего валькирия золотого копья заключила, что собрались действительно все.
* * *
До места тренировки они добирались на автобусе. Автобус был полупустой, длинный, как гармошка. Валькирии с оруженосцами и их спутники равномерно распределились по всему салону. У Ильги оказался с собой ноутбук. Ламина углядела там для себя что-то интересное, и ей захотелось срочно это переписать. Она огляделась и, поманив к себе оруженосца Холы, потребовала:
— Дай мне твою флешку!
Оруженосец что-то промычал.
— Что, нет, что ли? Я видела: у тебя есть!
— Не могу! Там все мои файлы за три года, а жесткий диск у меня сгорел.
— Да не жлобься!.. Я верну! Где она у тебя?
Рука оруженосца защитно дернулась к карману, выдавая расположение флешки. Валькирия лунного копья мгновенно залезла ему в карман: