Они дошли до метро и здесь остановились, соби¬раясь прощаться. Случайно Мефодий посмотрел за спинуг Дафне и застыл. Скамейка перед «Новокузнец¬кой» — вполне себе благонадежная с виду, с белыми следами голубиного помета и остатками газетки, при¬липшими к высохшей краске — внезапно пришла в движение и начала как-то бочком, почти застенчиво подбираться к ним.
Все это продолжалось не больше двух секунд. По¬том скамейка выгнулась и, теряя форму, взвилась в воздух. В воздухе она стремительно увеличилась и,
окончательно перестав притворяться скамейкой, ста¬ла громадной, с вагон, многоножкой.
Буслаев еще успевал отскочить, но Дафна и Вар- (ус, стоявшие к многоножке спиной, уже не успевали. II Мефодий остался с ними. В следующий миг много- I южка врезалась в то место, где они стояли.
Эссиорх, в последний миг начавший оборачивать¬ся, был сбит с ног боковой частью головы чудовища и отброшен в сторону. Скатываясь по вздыбленной зем¬ле и пытаясь вскочить на ноги, он увидел, как много¬ножка, извиваясь и раздирая асфальт, стремительно уходит в Подземье. Где-то близко гнило лопнула тру¬ба горячего отопления, и пар окончательно скрыл многоножку от Эссиорха.
Потирая ушибленное плечо, хранитель растерян¬но смотрел вниз. Клочья вырывающегося из тонне¬ля пара оседали на его куртке, превращаясь в капли поды. Эссиорх не знал, что ему делать. Преследовать многоножку бесполезно. Атаковать ее сильной маги¬ей — опасно для тех, кто внутри.
Одно ему было ясно: многоножка уже в Верхнем 11одземье и вспарывает слежавшуюся глину со ско-ростью экспресса. Впереди Среднее Подземье — цар¬ство Нежити, а затем и Нижнее Подземье. Это уже почти Тартар. Как бы там ни было, а Мефодий, Дафна и Варсус окажутся там без пропуска.
Кто-то, шипя, плюхнулся Эссиорху па плечо и по¬вис на его кожаной куртке. Хранитель повернул голо¬ву. Депресняк. Спина выгнута. Глаза пылают. Погладить его Эссиорх не решился. Биовампир есть биовампир. Будешь потом рыдать и растирать по лицу слезы.
— Ну что с тобой делать? Пошли со мной! — вздох-
мул Эссиорх и направился к Улите, которая ожидала его у мотоцикла, прыгая на холоде вместе с Люлем.
— А это чего за рыба-прилипала? — Улита ткнула пальцем в Депресняка, который подскакивал у Эсси- орха на плече как наездник.
Эссиорх рассказал Улите, что случилось. Бывшая ведьма нахмурилась.
— Они погибли? — спросила она.
Эссиорх, помедлив, покачал головой:
— Нег. Я бы почувствовал.
Ведьма перестала хмуриться и вручила ему Люля:
— Тогда на! Держи свое создание!
— Почему я?
— Он весь в тебя! То хнычет, то не спит! А кто на кого похож — тот того и держит! Почему-то он не унаследовал прекрасный мирный характер мамочки!
— Улита!
— Что «Улита*? Чего я буду раньше времени в об¬морок падать? А если об асфальт ушибусь? Куда пол¬зет многоножка? В Тартар?..
— В Тартар, — согласился Эссиорх.
— А им куда надо было? В Эдем? Все, папочка, нс нагнетай панику!
4
— Улита! — повторил Эссиорх еще укоризненнее. Осветление Улиты происходило как-то совсем мед¬ленно. От грубости она никак не могла избавиться.
— Все, папочка! Поехали домой! Мы замерзли! потребовала Улита.
Эссиорх послушно повесил кенгуру с Люлем на грудь, локтем стряхнул Депресняка в мотоциклетную сумку, кое-как застегнул ее и поехал.
Маленький Люль был рабом расписания. И, как раб расписания, он делал его рабами и бедных папу с ма¬мой. Расписание же у него было самое однообразное: поспал — поел — погулял — немного потаращился — задумался — поменял подгузник — опять поел и по¬гнал. Кроме того, в расписание Люля входил ежеве¬черний плач. Всякий раз перед сном он минут сорок орал, от крика становясь багровым.
— Матвеем! — говорила Улита.
— Что «Матвеем»?
— Ну становится багровым. То есть Матвеем! По¬нял? — спрашивала Улита.
Эссиорху было не до наблюдения за словами.
— Может, у него живот болит? Воздуха наглотал¬ся? — спрашивал он.
— Ага! Щас! А то я этого хитреца не знаю! Это он себя огорчает, чтобы почыо лучше спать! Я сама та¬кая. Вечером не огорчишься — ночыо сладко не по¬спишь! — заявляла Улита.
— Погоди! Ты же сказала, что он в мега?!
— Да, в тебя! — быстро поправлялась ведьма. — Ты вот тоже недавно вопил, когда мы немного порисова¬ли маслом на твоей картине!..
— Вы оттиснули на картине руки и ноги! Я рисо¬вал ее неделю!
— Ну да! Ножку твоего любимого ребенка и ручку твоей любимой жены! Разве это не умилительно? Все- псе-все, на глупые вопросы больше не отвечаю!
В тот вечер все пошло по обычному сценарию.
Поль принялся рыдать, а Улита бегать по комнате, за-жимать уши и заявлять, что она сейчас упадет в об¬морок и устроит соседям снизу сотрясение потолка. Эссиорх успокаивал сына, тряс его, прижимал к груди,
а когда и у него терпение иссякло, положил Люля на диван и выскочил на балкон. Стекла дрожали. В доме напротив зажигались и гасли окна. Сигнализации у машин выли. Да, умеет малыш плакать! Ничего не ска¬жешь! Наверняка по материнской линии у него где- нибудь затесалась сирена.
Эссиорх сделал несколько глубоких вдохов и вы-дохов и собрался вернуться в комнату', как вдруг об-наружил, что Люль затих и больше не плачет. Не веря своим ушам, хранитель прилип носом к стеклу. На кровати он увидел Люля, прижимавшего к груди какую-то мягкую игрушку и беззубыми челюстями от¬грызавшего у игрушки уши.
Опасаясь, как бы ребенок не наглотался ваты, Эс-сиорх прокрался к дивану’ — и застыл. Бедной мяг¬кой игрушкой, которой отгрызали уши, оказался Де- пресняк. Зажатый в железных объятиях Люля, котик даже слегка хрипел, но ребенка не царапал, хотя тот вцепился в него так, словно хотел сделать ему массаж внутренностей. И коленями толкал, и шею стиски¬вал, и загребал на боку кожу, сколько помещалось в горсть. Но, кажется, котику даже нравилась такая бес¬церемонность. После пятой безуспешной попытки оторвать Депресняку голову или хотя бы лапу' Люль приткнул кота себе под щеку' и задремал на нем как на подушке.
Нацепив толстые перчатки, Эссиорх попытался осторожно вытянуть котика из-под малыша, но Де- пресняк провел сверху вниз лапой, распоров перчатку точно бритвенными лезвиями. Хранитель убрал руку. Когти тотчас спрятались, и кошачья лапа вновь стала мягкой, с кожаными подушечками.
Из кухни примчалась Улита, посмотрела на Де-
]
ирссняка, на сына и хмыкнула. Под щекой у Люля, < тиснутый пухлой детской ручкой, которая и во сне, не разжимаясь, держала его за основание крыла, ко¬тик ухитрялся выглядеть абсолютно счастливым.
— Эти двое нашли друг друга! И наш малыш нако- нсц-таки сумел огорчить себя перед сном! — сказала нывшая ведьма.