– И тогда я ей говорю, – донеслись до Стендаля слова толстяка с козлом. – Или она меня полюбит, или я буду вынужден обратиться в суд. Безвыходное положение.
– Да, – сказал Удалов. – Положение безвыходное.
– Я получаю от нее приворотное зелье.
– Наконец-то, – вырвалось у Стендаля.
– Что?
– Я так, про себя.
Стендаль думал: наконец-то нашелся человек, который не терял шланга, не интересуется путями циклонов и не ловит браконьеров. Человек, который полюбил и ждет взаимности.
– Получаю я от нее приворотное зелье – и сразу туда. А она меня уже ждет с угрозами. Тогда встает проблема, как мне ее этим зельем напоить.
Из двери вышел человек в ватнике, задумчиво насвистывая песню. Растолкал пожарного, они ушли, а их место в кабинете занял Удалов. У толстяка не осталось слушателей, кроме Стендаля, и он обратился к Мише с вопросом:
– Продолжать ли мое повествование?
– Да, конечно, – сказал Миша. – У меня такая же проблема.
– Тоже она?
– Тоже. Только я не слышал начала вашей истории. И если вы не возражаете…
– Конечно, я повторю. Тем более если у вас та же беда. Уйди! Уйди в сторонку! Не терплю!
Последние слова относились к козлу, который по-собачьи терся о колени толстяка.
– Значит, есть у меня соседка. Аида. Стерва, каких свет не видывал. Старая дева, сухая, как палка, и тому подобное. Ненавижу ее, а меня довести до ненависти не так легко. Дважды за последний месяц ломала общий забор, помои выплескивает только под моими окнами и еще изводит меня презрением. Змея.
– Так вы о ней? – спросил Стендаль.
– Конечно, о ней, пропади она пропадом. Я понял: еще день таких измывательств, и я или попадаю в сумасшедший дом, или подаю на нее в суд, или даже иду на физические действия. И к тому же этот проклятый козел!
Толстяк указал пальцем на козла, и козел ухитрился изогнуть шею и длинным шершавым языком ласково лизнуть указательный палец.
– Этот козел регулярно, будучи подпускаем в мой огород, съедает все плоды моего досуга. Все. Причем в первую очередь слабые, нежные ростки ценных растений. И тогда я иду к этой Глумушке и получаю от нее приворотное зелье. Возвращаюсь домой и думаю, как бы мне соседку приворотным зельем накормить, заставить относиться к себе по-человечески и кончить этим долгую распрю.
Из двери вышел Корнелий Удалов, сжимая в руке повязку, из которой вываливалась смятая вата.
– Спасибо, доктор, – сказал он колдунье. – Я боялся, что придется рвать. А у меня и так уже три моста.
Вслед за Корнелием Удаловым в приемную вышла маленькая сморщенная старушка в сером домотканом платье и шлепанцах. Старушка держалась прямо, и острые глаза ее блестели ярко и целенаправленно. Седые волосы были убраны под голубой платочек.
– Двое осталось?
– Двое, – ответил Миша, холодея от ближайшего будущего.
– Тогда оба и заходите. Проблема у вас схожая, – сказала Глумушка.
– Я тебя здесь, Миша, подожду, – сказал Удалов вслед. – Мне не к спеху, а то идти одному скучно.
Первым в горницу вошел козел, за ним толстяк. Потом Миша.
– Садитесь, – сказала старушка. – Уморилась я за сегодняшний день. Скоро доберется до меня фининспектор. Вот до чего доброта доводит.
Колдунья села за старый канцелярский стол, измазанный чернилами, с нацарапанными на крышке различными словами и узорами. Толстяк занял место напротив, усевшись на стул. Миша пока примостился у печки.
Горница была чисто выметена и почти пуста. Лишь потертый половик пересекал ее наискось, да окно загораживали два горшка с геранью. У окна стоял шкафчик с застекленными дверцами. В шкафчике были банки, бутылки с наклеенными бумажными этикетками. На печке сушились травы.
– Вы у меня, друг милый, уже были на днях, – сказала Глумушка. – Чего, не так вышло?
– Не так, – сознался толстяк.
– Рассказывайте, – приказала Глумушка. – Только короче.
– Я домой пришел. А она меня уже поджидает. С криками, будто я ее нижнее белье с веревки украл. Я думаю: ну как мне выдержать такое нервное напряжение, как мне ей в пищу подсунуть приворотное зелье? И не вижу пути. А она неистовствует. Я до вечера промытарился.
– Короче, – сказала Глумушка.
Козел топнул ногой. Ему не понравился тон колдуньи.
– Я короче. Я, как стемнело, к ее окну подкрался и тогда ей в чайник для заварки зелье выплеснул. Чайник на подоконнике стоял. А потом вижу, она собралась чай пить, открыла крышку, понюхала и говорит вслух: «Чай-то старый, спитой, надо новый заварить». Ну вот, она все зелье в ведро с помоями выплеснула, а ведро на улицу выставила. Прежде чем я принять меры успел, будучи в полном отчаянии, ее вредный и ненавидящий меня козел к этому ведру подошел и помоев похлебал. А утром уже у моей двери меня поджидал, чтобы любовь выказать. Вот с тех пор и ходит за мной как привязанный. Я уж от него скрыться пытался, на автобусе ездил, запирался в доме, а он через окно лезет, а Аида кричит на всю улицу, а я… Господи, ну что я за несчастный человек!
– Любопытно, – удивилась старушка. – Говорите, козел вас полюбил?
– А разве не видно?
– У него метаболизм другой, – сказала колдунья. – И не знаю уж, чем вам помочь. А вы, молодой человек, перестаньте хихикать. Ничего смешного нет. Человеку не повезло.
– Я не хихикаю, – ответил Миша, не в силах согнать с лица идиотскую улыбку. – Это нервное.
– Нет, я понимаю, я смешон, – произнес толстяк со слезами в голосе. – Мне нужна была любовь этой женщины не ради корысти, а ради покоя и сохранности слабых ростков на моем огороде.
– Росткам теперь ничего не угрожает. Козел вас не обидит.
– Ах, еще этот козел! – В горле толстяка забулькало, и он положил голову на канцелярский стол.
«Действует, – думал Миша. – Действует приворотное зелье! И я завтра его испробую». Было страшно и весело. И снова виделось лицо Алены таким, как было под лунным светом. Но губы ее шептали нечто ласковое, и пока Стендаль пытался разобраться в видении, мимо протопал толстяк с припрыгивающим восторженно козлом, и Глумушка обратилась к Мише с вопросом:
– Вы в кого влюбились, молодой человек?
– В девушку, – сказал Миша. – В Алену. Она к нам приехала, у тетки своей живет. Вы извините, пожалуйста, за беспокойство.
– Ничего, ничего, это мой долг, – ответила Глумушка. – Вы что кончали?
– Ленинградский университет. Филологический факультет. А тут в газете работаю литсотрудником, имею благодарность.
– Очень приятно. А не стыдно вам, молодой человек, ходить за снадобьем к отсталой старухе? Вы пересядьте сюда, за стол, а то через всю горницу разговаривать приходится.