— Два дня нам надо продержаться, — сказал он сотникам. — Может быть — три… А там и помощь приспеет.
— Владимирова дружина? — обрадовался Горомут.
— Вот этого не знаю. Но помощь будет точно.
У отца ныне Ионах гостит. Приехали с сестренкой детишек показать, а заодно подзаработать — проводить отцовы лодьи до Днепровского устья. Не с сестренкой, ясное дело, а с пятью сотнями тмутороканских хузар, коим копченых побить — великая радость. А если батюшка еще сотен пять собственной гриди прибавит — конец орде Хоревой.
По счастью, брать крепости, даже такие хлипкие городки, как этот, печенеги толком не умели. Будь на их месте нурманы, угры, лехиты… да кто угодно, положение Артёма и его воев было бы незавидным. Но копченым в осадном деле не хватало не только умения, но и стойкости. Таран, хоть и плохонький, они собрали быстро. Накрылись мокрыми шкурами, прикрылись щитами и побрели к воротам. Однако даже ударить разок — не получилось.
Степняков подпустили поближе — и уронили сверху бревнышко. Высота небольшая — навес выдержал. Но шкуры малость разошлись, и гридни под командой Лузгая умело плеснули в щель ведро горящей смолы. Щель была узкая, так что припекло от силы парочку копченых. Но завопили они знатно. И родичи их, видно, решили, что их тоже сейчас горяченьким пожалуют. Смола — это страшно. Если от кипятка только кожа слезает, то смола мясо сжигает до костей. И не смахнуть, пока не догорит. Испугались копченые. Бросили таран, щиты — и дали деру. Тут-то их всех стрелами и положили. Ни один не ушел.
Остальные разобиделись и принялись метать стрелы поверх частокола.
— Не отвечать! — крикнул Артём. — Всем укрыться!
Когда без малого две тысячи степняков берутся за луки — это серьезно. Защитники прижались к частоколу, прикрылись щитами. Печенеги били метко. Самое большее одна из десяти стрел бесполезно вонзалась в бревно наружной стены. Остальные густой щетиной утыкали дома и сараи, плотно убитую землю внутри городка, коновязи и корыта, из которых поили скот.
Густая стена пыли встала вокруг деревянных стен. С визгом и гоготом неслась вкруг городка дикая карусель, а потом, в одночасье, взметнулись вверх сотни кожаных змей, и петли арканов упали на зубья частокола. Любой степняк орудует арканом не хуже, чем паук — паутиной. Изловить нужного жеребца из полудикого косяка, спрыгнуть наземь на полном скаку и, упершись, пустить пойманного по кругу, то подтягивая, то ослабляя аркан, измотать до полной покорности — этому печенеги учатся с молочных зубов. Набросить на полном скаку петлю на деревянный зубец, взлететь с седла, часто перебирая руками, бегом, по отвесной стене, перемахнуть внутрь, выпустив аркан и выхватывая саблю…
— Бей! — мощно выкрикнул Артём, и гридни, вскинувшись, дружно ударили во врага как раз в тот миг, когда летящие в клубах пыли печенеги перестали стрелять, опасаясь попасть в своих.
Пущенная с двух-трех саженей стрела прошибает навылет даже хороший панцирь. Первый дружный залп сбросил наземь самых прытких степняков. Второй отправил за Кромку еще сотню печенегов…
Артём стрелял вместе со всеми. Первого подшиб в прыжке, снизу вверх, второму вбил стрелу прямо в лоб, третьему — сверху вниз — прямо в раззявленный рот. Уронил лук под ноги и четвертого достал уже саблей — хлестнув самым кончиком по толстому засаленному вороту тягиляя, просек и ворот, и главную жилу. Пинком в грудь сбросил печенега со стены, метнулся вправо, где на Артёмова отрока насели сразу трое, одним длинным махом зарубил двоих. Третьего оставил отроку, а сам принял копченого, сиганувшего меж зубцами. Артём даже не услышал его — учуял. Все копченые изрядно воняют, но этот был особенно духовит. Несло от него — как от мокрого козла. Вонюч, но ловок. Не сопляквроде «большого хана» Кохчуба — матерый злодей. Увернулся от первого хлёста, махнул арканом, как кнутом, в лицо, а сам вознамерился рубануть Артёма по ноге. Не получилось. Артём присел, пустив аркан над головой, и встретил печенежскую саблю. Хорошо встретил. Оплетенная кожей рукоять вывернулась из цепких пальцев копченого, а кончик Артёмовой сабли кольнул степняка под мышку. Неглубоко. Только чтоб до сердца достать. Печенег вскрикнул… И точно так же вскрикнул за спиной Артёмов отрок.
Воевода крутнулся на месте и понял, что опоздал. Печенег ударил руса со спины, наотмашь. Насмерть. Увидев летящего на него Артёма, степняк взвыл, рванул саблю, увязшую в теле умирающего отрока, понял, что не вытащить, метнулся назад, к стене, но соскочить не успел. Артём хлестнул его по загривку и (инстинкт сработал) припал к настилу, уйдя от печенежской стрелы.
Степняки возобновили обстрел, как только стало ясно, что штурм не удался. Постреляли и отошли, так и не решившись на новую атаку. Те, кто пришел грабить, отличаются от тех, кто защищает свой дом. Грабители куда больше дорожат своей жизнью.
Штурм дорого обошелся Артёмову войску. Семеро убитых, пятеро тяжелых раненых и втрое больше — легкораненых. Еще несколько таких атак — и у Артёма не хватит людей, чтобы оборонить всю длину стены. Тогда — конец. Остается надеяться, что копченые, понесшие значительно большие потери, на новый штурм не решатся. По крайней мере сегодня.
И еще кое-что интересное заметил Артём.
Кроме тех печенегов, что ныне безуспешно атаковали городок, были еще и другие. Эти спокойно ждали в отдалении. Артём не смог разглядеть, какого они племени, но готов был поклясться, что они точно не Хоревой.
В избе воняло дерьмом и паленым волосом. «Большой хан» Кохчуб, голый и потный, висел на перекладине и злобно шипел. Артёмов дорожный кат, немолодой уже пегобородый варяг по прозвищу Жаворонок, деловито перебирал рабочий инструмент: что-то откладывал в сторону, что-то совал в горку тлеющих углей. За пленника он еще толком не брался: так, вытянул пару раз кнутом и опалил брови.
Артём уселся на чурбачок напротив печенега, спросил по-печенежски:
— Скажи, ханчик, если я тебя отпущу, уведешь своих обратно?
— Уведу! — не раздумывая, ответил хан. Глаза его вспыхнули радостью.
— Погладь его. Жаворонок, — приказал Артём.
Кат взял кнут и, не сходя с места, выбросил его в сторону пленника. Вокруг туловища печенега обвился красный рубец. Хан зашипел.
— Не надо мне врать, — назидательно сказал Артём. — Мой отец — великий ведун. И меня кое-чему научил. Ты этого не знал?
Печенег молчал, только глядел злобно.
— Некогда мне тут с тобой засиживаться, — сказал Артём. — Надо на стену идти, твоих родичей бить. Потому хочу, чтоб ты запомнил: когда я спрашиваю, надо отвечать. И отвечать правду. Иначе — наказание. Жаворонок, большой палец шуйцы.
Кат отложил кнут, надел рукавицу, вытащил из углей мощные клещи, подошел к пленнику. Варяг был намного выше щуплого печенега, потому без труда дотянулся до примотанной к перекладине руки. Пленник забился, задергался, но кат наступил на хвост веревки, которой были спутаны ноги печенега, и тот биться перестал. Только извивался, как ухваченная за голову и хвост гадюка.