Видно было, что бежит так девчонка долгонько, потому что ножки ее заплетались и были в крови.
— Нет, — покачал головой Богуслав, хмурясь. Он не любил, когда людей мучают зря. — С девкой для постели так не обращаются.
— Значит, раба беглая, — предположил Хриси.
— Не раба, — возразил глазастый Антиф. — Платье у нее — из хорошего полотна и бисером шито. Откуда у рабы такое платье?
— Рабыни разные бывают, — не согласился Хриси. — Вон князя нашего мать — тоже холопка обельная была, а одевалась справно. Я-то помню. Мы все на нее заглядывались.
— Она ж ключница была! — подал голос Соколик.
— Так, может, и эта — ключница. Как думаешь, сотник?
Богуслав не ответил.
Он глядел на приближавшихся лехитов.
Те, в свою очередь, глядели на русов. Очень настороженно. Но поскольку русы за оружие не брались, то и лехиты — тоже.
— Ставлю пять кун, что она — не холопка, — предложил Антиф. — Крыса, принимаешь?
— Угу.
— Куда девку тащите? — вполне дружелюбно поинтересовался Хриси, когда лехиты приблизились.
— Не твое дело, — буркнул передовой и вознамерился проехать мимо, но Хриси подал коня в сторону, и лехит вынужден был остановиться. Чтобы объехать Хриси, ему пришлось бы сойти с дороги на рыхлый береговой склон. Само собой, делать он этого не стал.
— Кто такие? — рявкнул лехит. Его спутники взялись за рукояти сабель. Измученная девка хотела сесть на дорогу, но ее «поводырь» не дал: резко натянул веревку.
— А ты кто такой, чтобы мне грубить? — насмешливо поинтересовался Хриси, поигрывая плеткой.
— Мы — гридни киевского князя Владимира, — вмешался Славка. — Сопровождали посла князя Мешко в Сандомир. Теперь возвращаемся. Вы — из червенской дружины?
Лехит некоторое время колебался, но всё же ответил:
— Нет, из Бельза.
— Так что за девка с вами? — повторил вопрос Богуслав, разглядывая лехитскую полонянку. Несмотря на ее плачевный вид, он все же сумел разглядеть, что сложена девка приятно. И мордашка у нее может оказаться очень даже хорошенькой. Но, чтобы это узнать, девчонку надо сначала отмыть и подлечить. Личико у нее тоже побито, хоть и несильно.
— Ведьма это, — буркнул лехит. — Дай дорогу!
Конь его негромко заржал и потянулся вперед: к реке, хотел, напиться. Но на его пути стоял могучий Славкин жеребец и вызывающе раздувал ноздри. Так что лехитский конек предпочел остаться на месте.
Богуслав уходить с дороги не торопился. «Ведьма» — это по-здешнему. В Киевском княжестве их ведуньями называли, а к ведуньям и ведунам он относился с большим уважением. Как-никак отец у него — ведун. Да и матушку частенько ведуньей называли. Хотя она в ответ всегда ругалась: у христиан ведовство считалось делом бесовским.
Богуслав внимательно оглядел лехитов. Все четверо были в бронях. На первом — добротная кольчуга, двойная Недешевая. Но у остальных доспех попроще. В киевской дружине такие у отроков. Но эти всадники из отроков давно выросли. По крайней мере — по годам. Вид у всех четверых бывалый. И порядком утомленный. Судя по усатым рожам, драться им не хочется. Но — могут. Страха в глазах нет, лишь ленивая надменность опытных воев на собственной земле.
— Не слишком ли молода для ведьмы? — спросил Славка как можно дружелюбнее. — Не ошибаешься?
— Нет! — отрезал лехит. Он бы ответил грубее, но Богуслав выглядел очень внушительно: конь дорогой, бронь не в пример лучше, чем у лехита, золотая гривна на шее, пояс золотой, сдвинутый на затылок шлем пусть и замотан от солнца платком, по степному обычаю, но тоже видно, что золоченый. Словом, перед лехитом был отнюдь не простой воин, так что он сдержал гнев. Даже снизошел до пояснения:
— Она колдовством своим друга нашего погубила, тварь!
— Не погубила я его! — Оказывается, девчонка прислушивалась к разговору. — Он бы все равно умер!
Лехит, державший веревку, махнул плетью. Девка увернулась, но замолкла.
— Вот как? — Славка поднял бровь. — Так погубила или умер?
— Его лесной бык помял, — сказал лехит. — Но он мог бы и выжить, кабы ведьма эта настоем своим его не сгубила.
— Настоем?
— Травой ядовитой.
— У него яд в мясе был! — вновь закричала девка.- Такой яд только другим ядом убить можно! А он и пить ничего не стал — выплюнул всё, дурень! Ай! — Плеть ее все же достала.
— Так она — лекарка? — спросил Богуслав.
— Ведьма она! — рявкнул лехит. — Судить ее будем и сожжем! Пропусти!
— Гонор убавь, — нахмурился Славка. — Ведьма и лекарка — не одно и то же. Кому жить, кому помереть — не лекарь, а Господь решает.
Тут Славка перекрестился, пристально глядя на девчонку. Если она — христианка, он ее точно в обиду не даст.
Нет, не христианка. Увидев Крестное Знамение, девчонка сникла. Ну да, девка — из местных. А местные от христиан хорошего не ждут. И всё же Славке хотелось помочь. Он был почти уверен, что осудили ее несправедливо.
Лехит, увидав, как Богуслав крестится, тоже не особо обрадовался. На западе крестились не так.
— Думаю, она правду говорит, — сказал спокойно Богуслав. — Я знаю. У меня самого мать — лекарка.
— Вот за мать и заступайся, ежели кого отравит! — с трудом сдерживая злость, прошипел лехит.
За такие слова наглеца следовало наказать, но Славка сдержался. Очень хотелось выбраться с червенских земель мирно…
Отступиться?
Славка поглядел на девчонку. Ничего особенного. В каждой здешней деревеньке таких — десятки. За спутанными волосами лица толком не видно: даже не поймешь, красивая или уродина. Запястья туго стянуты вместе, но видно, что тонкие. Ножки сбиты в кровь: похоже, босиком ходить непривычна. Прав Антиф: не из нищих девочка.
Разглядывал, разглядывал… И поймал отчаянный, горевший надеждой взгляд из-под спутанных косм…
Но всё никак не мог решиться…
Напутствие отца было строгим и ясным: вас не трогают и вы не трогайте.
Интересно, как бы батя сам повел себя на Славкином месте? Небось заступился бы… Батя — он такой: не переносит, когда при нем беспомощных обижают. Артём говорил: у отца сердце слишком мягкое для воина. Такую вот глупую жалость Славка от бати и унаследовал.
— Могучего ты себе врага нашел, воин, — насмешливо произнес он. — Грозного, как годовалая овечка. Восхищен твоей храбростью!
Лехит задвигал желваками…
— Ты меня в деле не видал, чужак! А девка эта — не овечка, а проклятая ведьма! Осудим и сожжем!
— Сдается мне, ты ее уже осудил, — сказал Славка. — Не довезете вы ее до Бельза.
— Значит, сдохнет по дороге.