Пленник, правда, невелик. Младший сынок Рузилы покрупней будет. А сынку — одиннадцатое лето идет…
— Кого могли, того взяли, — буркнул Первич. — Ты не гляди, что мелкий. Чуть брюхо мне не пропорол. И руку покалечил. — Первич показал обмотанное тряпицей запястье.
«И то верно», — подумал Рузила. Кабы вздумали эти охотнички скрутить дружинника-руса, тут бы им, скорее всего, и конец настал. Хотя Бобрец в своем роду — первый силач. Может, и с гриднем управился бы, если врасплох.
— Не огорчайся, Рузила, — подал голос Бобрец. — В скором времени ты нам покажешь, как русов вязать. Четырнадцать русов за нами идут. Видать, непростого мы мальца взяли. Может, княжича? Эй, медвежонок! — Бобрец встряхнул связанного мальчишку. — Ты ведь княжич, признайся?
Мальчишка молчал, только зыркал свирепо и скалился. Надо полагать, не ожидал, что приведут его прямо в стан боевого вождя вятичей.
Эх, знал бы Гошка, куда его приведут, ни за что не стал бы след для своих оставлять. Он-то думал — на капище лесное его тащат. Капище — это мало хорошего. Жрецы, ведун… В душу залезут, а потом зарежут, чтоб богов своих улестить. Может, и хорошо, если так выйдет. В Раю-то…
К капищу его привели, это точно. Только не ведуна увидал тут Гошка, а матерого воя в добротном панцире. А с ним еще с полсотни таких же. Обступили со всех сторон — света не видно. А еще учуял Славка дым многих костров и густой запах мясной похлебки, от которого рот тут же наполнился слюной. Накормить-то его вятичи не потрудились.
Гошка сглотнул слюну и начал думать. Додумался до того, что даже и не оставь он следа, так его оставили бы сами вятичи, потому что сами хотели заманить сюда русов.
И заманили.
Теперь понятно, куда бегал прошлой ночью подраненный Первич. Обратно по следу бегал: смотреть, не потерялись ли преследователи?
«А вот собачьего дерьма вам в глотку!» — злобно подумал Гошка. Да будь здесь хоть тысяча этих лесовиков, большая сотня брата Богуслава покажет им, чем киевский гридень от лапотника отличается.
Хотя почему тогда вятич сказал — четырнадцать? Неужели Богуслав малым отрядом в погоню пошел? Эх! Как бы его предупредить? Может, дурачком прикинуться? Развяжут, отпустят… Нет, не поверят. Надо было сразу… Ишь, дыбятся, гады! Весело им! Сюда бы батю с родичами! Да с дружиной! То-то бы вам, весельчакам, зубы в глотку вбили!
— Ишь, скалится, щенок! — ухмыльнулся один из спутников вятичского вожака. — Утютю, зубастик! — и сунулся ущипнуть Гошку за щеку.
Думал: укусит его Гошка, приготовился. А панцирь-то у вятича короток. Всего лишь на пядь ниже пояса. Так что Гошка кусать его за палец и не подумал.
Пригнулся да с короткого разбега ка-ак врежет шутнику головой в срамное место.
Шутник зашипел, как змеюка, замахнулся кулачищем… Но между ним и Гошкой оказался Бобрец.
— Не замай! — гаркнул он. — Не твое!
Шутник (рожа бородатая, глазенки злые) зашипел еще громче и сунул кулачищем Бобрецу в рожу.
Хряп! Бобрец даже не качнулся. Тоже махнул рукой и приложил шутника по ряшке. Да не кулаком, а боком ладони. Звук получился такой, будто дубинкой ударил. И вышло как от дубинки — свалился шутник.
Гошка уже давно заметил, что на правой ладони Бобреца — сплошная мозоль, толстая и твердая, как лошадиное копыто. Теперь понятно, для чего. Хотя дубинкой все равно было бы сподручней.
Остальные тут же загомонили. Одобрительно. Шутник поднялся, одной рукой потирая рожу, сжал кулаки… Старший рыкнул, пресекая драку. Рявкнул:
— Ведун где? Пусть возьмет мальчишку да поспрошает. Остальные — живо разошлись, попрятались! Русы увидят — не сунутся.
Гошке повезло. Ведун оказался не очень-то и страшный, на деда Рёреха ничуть не похожий. Глаза, руки, ноги — на месте. На батюшку Серегея тоже не похож: маленький, лохматый, какой-то заскорузлый.
А тут и руки Гошке развязали. Он тут же прикинул, как бы сбежать, но — не получалось. Изба черная, у очага — деревянные боги, на лавке с двух сторон — Бобрец с Первичем. У входа — здоровенный вой. Заслонил выход — не проскочишь.
Ведун первым делом занялся ранами Первича. Та, что на животе, оказалась пустяковой: так, царапина. С рукой ведун повозился немного, но сказал: заживет. Потом наступил срок Гошки.
— Пей! — Ведун сунул Гошке в руки глиняную плошку.
Гошка понюхал: приятно. Медом отдает. В животе опять забурчало. Гошка поглядел на ведуна — тот ждал.
— Покушать дай!
— Выпей-дам, — пообещал ведун.
— Сразу дай!
Ведун хмыкнул, порылся в сумке и достал лепеху.
— Пей!
Гошка ухмыльнулся и выплеснул то, что в плошке, прямо в рожу ведуну. Вырвал у него из пальцев лепеху и засунул в рот. Тоже медовая оказалась.
Ведун отплевывался и ругался. Варево оказалось горячим и липким. Гошку снова связали, но лепеху не отняли, так что он перемалывал ее зубами и веселился.
Ведун умыл рожу и бороду. Гошку уложили на лавку и влили ведуново питье насильно. Пришлось пить, чтоб не захлебнуться.
Вскоре в глазах Гошкиных всё поплыло, стало ему хорошо и тепло. Захотелось поговорить с кем-нибудь о хорошем.
— Плохой ты ведун, — сообщил Гошка вятичу. — Тебе в морду плюнуть захотят — ты и то не узнаешь. Вот дедко мой — тот ведун настоящий. Такому, как ты, слово скажет — ты и окочуришься. А не то просто башку открутит.
Ведун в ответ говорил что-то, спрашивал, но Гошка только смеялся.
— Вы ж меня всё равно убьете, — сообщил он вятичам. — Лучше я с Боженькой поговорю.
И запел — как батюшка-священник в церкви поет. Обычно Гошке громко петь не давали. Говорили — неправильно поет. Гошка и сам чувствовал: не так у него получается, как у других. У матушки, например. Но сейчас очень хорошо пелось. Должно, зелье ведуново помогло.
Гошка пел громко-громко, никого не слушал, только себя. Когда его из ведуновой избы выносили, тоже пел. Хорошо было…
А потом Гошка уснул.
Когда Гошка проснулся, уже почти стемнело. Он был один в пустой избе с махонькими окнами. Голова болела, но не сильно. Только там, где шишка. Очень хотелось пить. Гошка обрадовался, когда нашел кувшин с водой. Как попил, захотелось есть. Но еды не было. Гошка поискал (в основном — нюхом), не нашел ничего, кроме кучки углей, на которых жарили мясо, и старого жира на деревянных губах домашнего идола.
Гошка полез наверх, выглянул в окно: ага, вон столбы с черепами на фоне звездного неба. На капище его заперли. О-о-о. Как вовремя выглянул: меж столбами мелькнула быстрая тень. Затем еще одна. И еще… Какие-то люди, не боясь чуроп и духов-оберегов, ловко перемахнули через ограду. — Гошка вмиг сообразил, кто эти люди. Ясно, что не вятичи.