В трапезную Али провел все тот же слуга.
Здесь уже был накрыт стол и сидел старший брат Илии.
— Салям алейкум, — машинально поздоровался Али, забыв, что перед ним гяур.
— И тебе всего хорошего, — добродушно ответил варяг. — Садись, кушай, что нравится.
Понравилось Али многое. Причем даже накладывать самому не пришлось. Достаточно было показать слуге — и тот клал выбранное на большое — серебряное! — блюдо, стоявшее перед Али. А питье в кубок, замечательный шербет, слуга подливал сам.
Варяг пил вино. Али вдруг очень захотелось попробовать этот запрещенный Аллахом напиток, но он не рискнул. Вдруг Аллах обидится?
После завтрака варяг пригласил Али спуститься в небольшой сад, где под веселый плеск фонтана поведал о своем плане. В плане этом Али отводилась главная (и довольно рискованная) роль.
Если всё выйдет как задумано, и ты, и твои родичи забудете, что такое бедность, пообещал варяг.
Али хотел сказать, что его семья и так не нищая, но поглядел на шелковые подушки, покрывающие пол мраморной беседки, на цветущие розы, на плавающих в фонтане рыбок — и решил, что богатство тоже бывает разное.
— Я согласен, — сказал он. — Но, достойный господин Богуслав, тебе следовало разбудить меня раньше. Солнце всходит. Стражники вот-вот начнут искать твоего брата.
— Ничего, — успокоил его Богуслав. — Кони уже седланы. В седле держаться умеешь?
Али снова хотел обидеться, но вспомнил, как лихо сидел на пляшущем жеребчике младший брат варяга, и ответил скромно:
— На землю не упаду.
— Вот и ладно, — заключил Богуслав. — Пошли в конюшню.
Спустя некоторое время из ворот выехала небольшая кавалькада. Сам Богуслав, Хватко-Халил в зеленой чалме (Вот уж не знал Али, что он — хаджи [25] . Знал бы — проявил бы куда больше уважения), Али, сын Ахмеда, в богатой одежде, при оружии, похожий сам на себя не больше, чем осел водовоза на породистого арабского жеребенка, трое гридней и трое рабов на ослах — везти то, что купят на рынке господа.
Путь до рынка был близкий. Русы ехали не спеша, степенно, как и подобает значительным людям… Если бы Богуслав знал, что булгарская стража уже начала обыскивать рынок, он, пожалуй, пожертвовал бы степенностью…
— Вот так лучше, — похвалил Ахмед. Натертый ореховым соком Гошка стал черен, как сириец. Его светлые волосы спрятали под головной повязкой. Всё получилось неплохо. Если бы он еще знал язык, то наверняка сумел бы убедить стражников, что он — не он. Однако языка он не знал. И мелкие шрамы на руках, которые остаются у тех, кто учится владеть оружием, от орехового сока стали еще более заметны.
А десяток стражников, перевернув вверх дном два шатра продавца тканей из Самарканда, уже направлялись к возку жонглера Ахмеда. Впереди важно вышагивал мощного телосложения десятник, с золотой цепью на шее и саблей такой длинной, что конец ножен едва не цеплялся за землю. Но плевать на десятника. Среди стражников оказался тот самый, которого Гошка так удачно пнул в пах. Уж этот-то наверняка запомнил Гошку очень хорошо…
Стражников на базаре было заметно больше, чем обычно. Они были злы и внимательны. Но на процессию, возглавляемую Богуславом — в золоченой броне, на великолепном коне со сбруей, позвякивающей золотыми цацками, на важного-важного Халила, на Али в одежде богатого молодого варяга, — стражники даже не поглядели. Ясно, что эти не только ничего не дадут а еще и начальнику пожалуются, если что не так.
Кавалькада двинулась туда, куда показал Али…
Они не успевали самую малость. Богуслав прикусил губу.
Вот он, заветный возок. Полсотни шагов.
А вот стражники, которые уже с возком рядом.
Возглавлял их плечистый десятник с цепким взглядом, мягкой походкой пардуса и козлиной длинной бородой, из-под которой выглядывала цепь в добрых две гривны весом.
С одного взгляда, по мягким, вкрадчивам движениям, опознал в нем Богуслав опытного поединщика. Значит, придется заняться козлобородым самому.
Богуслав коснулся красного камня на оголовье сабли: знак гридням, чтоб были наготове. Брата он так просто не отдаст… Ввяжется в драку, а там — будь что будет.
Халил-Хватко незаметно придержал коня, оказавшись позади остальных. Если начнется заваруха, он должен успеть на подворье, забрать всё самое ценное и покинуть город раньше, чем переполох дойдет до городских ворот… Скорее всего, всё получится. Не зря два года назад Хватко ходил в Мекку. К хаджи здесь относятся с почтением…
Между стражниками и возком осталось каких-то двадцать шагов, когда из возка выскочил смуглый, полуголый мальчишка.
Стражники, увидев его, рванулись вперед… И остановились.
Мальчишка вовсе не собирался убегать от них. Он ловко вскарабкался по столбу и уселся на его вершине. Пока он лез, из возка выбрался большой Ахмед с барабаном, а за ним — Мамед с длинным шестом. Шест Мамед подал мальчишке. Тот ловко подхватил его и ступил на канат.
Стражники глазели, задрав головы.
Ахмед ударил в барабан.
Мальчишка уверенно пошел по канату.
Стражники одобрительно зацокали языками.
Вот уж изумился Али, когда увидел своего нового приятеля в собственных шароварах, лезущего вверх по столбу.
А уж как удивился Али, когда Мамед подал маленькому варягу шест, и тот запросто, будто всю жизнь это делал, отправился в путешествие по натянутому канату.
Откуда Али знать, что перебегать по канату через небольшую речку, балансируя копьем, Рёрех научил Гошку еще года два назад.
Гошка дошел до второго столба, развернулся и отправился в обратный путь.
Из возка выскользнула тоненькая гибкая женщина — мать Али. Лицо ее было прикрыто, но легкие одежды не прятали ни смуглого живота, ни стройных быстрых ножек.
Хафиза завертелась юлой. Вился шелк, легкие ножки так и мелькали…
Стражники забыли о канатоходце. Похотливые глазки впились в танцовщицу…
Козлобородый даже облизнулся.
Али восхищался красотой и грацией матери. Но втайне мечтал о том, чтобы она вдруг стала некрасивой, морщинистой, как бабушка Лейла. Тогда ей не пришлось бы отдаваться всем этим мерзким богачам и начальникам…
«Когда я вырасту, я избавлю ее от этого унижения!» — поклялся он.
Стражники опомнились, когда на них легла тень всадника. Огромный чужеземец раздвинул их грудью коня. Золотая монета шлепнулась в пыль у ног барабанщика.
Стражники тут же забыли о красавице и уставились на золото.