– Да нет же! – с досадой бросил Теренс. – Мисс Меринг. Смотрит ли она сейчас на этот же закат? Знает ли она, как знаю я, что нам суждено быть вместе, подобно Ланселоту и Гиневре?
Еще одна злополучная пара, но их злосчастье ничто по сравнению с тем, что ждет нас, если я не отловлю кошку и не доставлю в Мачингс-Энд.
Я встал и начал собирать посуду.
– Пожалуй, лучше все уложить и отправиться на боковую, чтобы завтра пораньше сняться.
– Нед прав. – Теренс повернулся к профессору, неохотно отрывая взгляд от реки. – В Оксфорд нужно выдвигаться рано поутру.
– Есть ли необходимость плыть в Оксфорд? – возразил я. – Мы можем взять профессора в Мачингс-Энд, а в Оксфорд отвезти потом.
Теренс смотрел на меня в недоумении.
– Так мы выиграем по меньшей мере два часа, а уж сколько там по берегу исторических мест! Руины и могилы и… Раннимед, – импровизировал я. – Ведь это слепые силы природы способствовали подписанию Хартии вольностей?
– Слепые силы? – взвился профессор. – Ни в коем случае, только поступки, только характер! Бессердечие короля Якова, медлительность папы, стремление архиепископа Лэнгтона настоять на неприкосновенности личности и власти закона. Природа! Хотел бы я послушать, как Оверфорс объяснит подписание Хартии вольностей силами природы! – Он одним глотком допил чай и решительно поставил чашку. – Непременно едем в Раннимед!
– А как же ваша сестра с племянницей? – напомнил Теренс.
– Мой лакей их обеспечит всем необходимым, да и Моди у меня вполне самостоятельная. Король Яков, знаете ли, сильно просчитался, выступив в Оксфорд. Сиди он в Лондоне, история сложилась бы совсем иначе. Мы его оплошность повторять не будем, – заявил профессор, подхватывая удочку. – Возьмем курс на Раннимед.
– Но ваша сестра с племянницей не узнают, куда вы делись.
– Можно послать телеграмму из Абингдона, – пожал я плечами.
– Да-да, телеграмму. – Профессор Преддик проковылял к берегу.
Теренс озабоченно посмотрел ему вслед.
– Вам не кажется, что он будет нас задерживать?
– Полно вам. Раннимед почти у самого Виндзора – я могу отвезти профессора на лодке, пока вы будете в Мачингс-Энде с мисс Меринг. К полудню доберемся. И у вас будет время привести себя в порядок, чтобы предстать в самом выигрышном виде. Можем остановиться в «Ячменной скирде», – я припомнил название гостиницы из «Троих в лодке», – там вам отутюжат брюки и начистят туфли.
А я выскользну украдкой, пока ты будешь бриться, и верну кошку в Мачингс-Энд. Если отловлю.
Теренс по-прежнему колебался.
– Что ж, полагаю, время мы выиграем, – наконец признал он.
– Значит, решено. – Я свернул плед-скатерть и сунул его в короб. – Вы мойте посуду, а я устрою постели.
Теренс кивнул.
– В лодке поместятся только двое. Я посплю у костра.
– Нет-нет, сегодня у костра останусь я.
Я достал одеяла и все, кроме двух, расстелил на дне лодки, а оставшиеся унес на поляну.
– Не лучше ли поближе к огню? – спросил Теренс, собирая тарелки стопкой.
– Нет, врач не рекомендовал мне спать в дыму.
Пока Теренс, закатав брюки, ополаскивал посуду, стоя по щиколотку в воде, я тайком вытащил из багажа фонарь и веревку, жалея, что профессор не прихватил невод.
Нужно было спросить Теренса, что едят кошки. От ужина осталось немного стилтона. Любят ли кошки сыр? Нет, я путаю с мышами. Сыр любят мыши. А кошки – мышей. Но вряд ли мы брали в дорогу мышей.
Молоко! Вот что они любят. Заведующая кокосовым тиром на Осенней ярмарке долго ругалась на кошку, вылакавшую все молоко из бутылки, оставленной молочником на крыльце. «Когтями крышку содрала, паршивка такая!»
Молока у нас не было, но в бутылке плескались остатки сливок. Рассовав по карманам бутылку, блюдце, банку горошка и еще одну с тушенкой, хлебную горбушку и открывалку, я припрятал их на поляне, а потом вернулся к костру.
Теренс рылся в вещах.
– Куда запропастился фонарь? Было два, я помню. – Он поднял глаза к небу. – Похоже, будет дождь. Может, лучше вам тоже в лодку? В тесноте, да не в обиде.
– Ни в коем случае! Врач говорит, моим легким вредны речные пары. – Странный довод, учитывая якобы рекомендованную мне для поправки здоровья речную прогулку. – Она мне строго-настрого наказала спать на берегу.
– Она? – озадачился Теренс, и я только теперь спохватился, что врачей-женщин викторианская Англия не знала. Как и юристов с премьер-министрами.
– Он. Врач. Джеймс Дануорти. Велел спать на берегу, подальше от остальных.
Теренс выпрямился, покачивая фонарем.
– Я точно помню, Доусон клал два. На моих глазах паковал. Не представляю, куда он мог подеваться.
Он зажег фонарь, сняв стеклянный колпак, чиркнув спичкой и поправив фитиль. Я старательно запоминал.
Профессор Преддик принес чайник, в котором плескались две рыбешки.
– Нужно уведомить профессора Эдельсвайна о моем открытии. До сих пор считалось, что ugobio fluviatilis albinus в Темзе перевелись окончательно. – Он вгляделся в темные глубины чайника. – Великолепный экземпляр!
Поставив чайник на короб, профессор достал трубку.
– Разве мы не идем на боковую? – удивился я. – Рано в кровать, рано вставать…
– Именно, – ответил профессор, развязывая кисет с табаком. – Здоровый сон очень важен. Греки при Саламине превосходно выспались перед битвой. – Он набил трубку, приминая табак большим пальцем. Теренс, следуя его примеру, вытащил свою. – Персы же, напротив, всю ночь расставляли корабли, чтобы не дать грекам уйти.
Он зажег трубку и принялся раскуривать.
– Вот-вот, и персов разбили наголову, – подхватил я. – Мы не повторим их ошибку. А значит, – я поднялся, – всем спать!
– Равно как и саксы в битве при Гастингсе, – продолжал профессор, передавая Теренсу кисет. Оба уселись. – Войска Вильгельма Завоевателя были свежими и отдохнувшими, а саксы едва держались на ногах после одиннадцатидневного перехода. Дай Гарольд своим войскам передышку, он мог бы выиграть битву и изменить ход истории.
А теперь ход истории изменится, если я не верну пропажу.
– Мы не имеем права проигрывать завтрашние битвы, – попытался я снова. – Поэтому предлагаю укладываться.
– Индивидуальные поступки, – попыхивая трубкой, вещал профессор. – Вот что обусловило исход битвы при Гастингсе. У саксов, как известно, было преимущество. Они стояли на гряде, а защищать высоту – это самая выгодная для армии позиция. Вспомним Веллингтона при Ватерлоо. И сражение у Фредериксберга во времена Гражданской войны в Америке. Конфедераты потеряли у Фредериксберга двенадцать тысяч человек, двинув армию через открытую местность на обороняемый холм. А ведь саксы были лучше обеспечены и сражались на своей земле. Если бы историей правили экономические силы, саксы непременно одержали бы победу. Но битву при Гастингсе выиграла не экономика, а личность. Вильгельм Завоеватель переломил ход сражения по меньшей мере в двух критических моментах. Первый настал, когда под Вильгельмом во время атаки убили коня.