А значит, шансы, что кошка – даже в случае четырехдневного отсутствия – изменит ход истории, стремятся к нулю, особенно если мы больше не выбьемся из графика.
– Пожалуй, такими темпами к часу пройдем Дейский шлюз, – рассудил Теренс, выгружая хлеб с сыром, купленные им в Абингдоне на обед. – На реке ни души.
И впрямь. Если не считать одинокой лодки, двигающейся нам навстречу с тремя усатыми пассажирами в блейзерах и небольшой собачонкой на носу, настороженно смотрящей вперед. Они подплыли ближе, и до нас донеслись обрывки разговоров.
– Когда уже твоя очередь, Джей? – пропыхтел гребец тому, кто лежал на носу.
– Ты всего десять минут гребешь, Харрис, – ответил тот.
– Тогда сколько до следующего шлюза?
Третий, самый грузный из троих, поинтересовался, беря в руки банджо:
– А когда будем делать остановку на чай?
Пес, заметив нас, залился лаем.
– Прекрати, Монморанси, лаять невежливо, – отчитал его пассажир на носу.
– Теренс! – Я привстал. – Лодка!
Он глянул через плечо.
– Нас не заденут. Главное – держите рули ровно.
Пассажир с банджо взял несколько нестройных аккордов и начал напевать.
– Ради всего святого, Джордж, не пой! – хором воскликнули гребец и возлежащий на носу.
– И ты, Харрис, тоже не вздумай, – предупредил Джей.
– Почему? – возмутился тот.
– Потому что петь ты умеешь лишь в воображении, – заявил Джордж.
– Вот-вот, – поддержал Джей. – Помнишь партию адмирала из «Передника»?
– Тум-пу-дум-пум-тум-ти-ту-ру-ру-пум-пум! – с готовностью откликнулся Джордж.
– Это они! – ликовал я. – Теренс, вы знаете, кто это? Трое в лодке, не считая собаки!
– Собаки? – усомнился Теренс. – Вы это называете собакой? – Он с нежностью посмотрел на бульдога, храпящего на дне лодки. – Сирилу на один зуб.
– Вы не поняли! Это же Трое в лодке! Банка с ананасами, Джордж со своим банджо и лабиринт…
– Лабиринт? – недоуменно пожал плечами Теренс.
– Ну да, когда Харрис отправился с картой в Хэмптон-Кортский лабиринт и повел всех за собой, а карта не помогла, и все безнадежно заблудились, и пришлось звать смотрителя, чтобы он их вызволил…
Я подался вперед, глядя во все глаза. Подумать только, Джером К. Джером собственной персоной и двое увековеченных им друзей (не считая собаки) во время той самой исторической прогулки по Темзе. Даже не представляют, что их слава не увянет и сто пятьдесят лет спустя, а над приключениями с сыром, паровым катером и лебедями будет ухохатываться не одно поколение.
– Следите за носом! – воскликнул Теренс.
– Именно, – подхватил я. – Обожаю этот момент, когда Джером стоит в Хэмптон-Кортском шлюзе, а ему кричат: «Посмотрите на свой нос!» – и он думает, что имеется в виду его собственный, а на самом деле это нос лодки прищемило воротами.
– Нед! – всполошился Теренс, а Трое в лодке закричали и замахали руками, и сам Джером, вскочив, тоже начал жестикулировать.
– Приятной прогулки! Берегитесь лебедей! – помахал я им в ответ.
И кувырнулся на спину. Ноги мои задрались в воздух, весла с плеском свалились в воду, багаж посыпался с носа. Я поймал на лету саквояж и попытался сесть.
Профессор Преддик тоже поднимался, сонно моргая.
– Что случилось?
– Нед не смотрел, куда правит, – объяснил Теренс, подбирая «гладстон», и я увидел, что мы врезались в берег на полном ходу. Точно как Джером К. Джером в шестой главе.
Я оглянулся на них. Монморанси лаял, Джордж и Харрис складывались пополам от хохота.
– Вы целы? – прокричал Джером.
Я энергично закивал, и они, маша нам сквозь хохот, проплыли навстречу коварным лебедям, Оксфорду и мировой славе.
– Я ведь просил держать рули ровно, – упрекнул меня Теренс.
– Знаю, простите.
Я переступил через Сирила, который проспал все происшествие, упустив случай познакомиться со Знаменитой Собакой. С другой стороны, памятуя драчливость и саркастическую натуру Монморанси, может, оно и к лучшему.
– Увидел знакомого, – объяснил я, помогая собирать рассыпанный багаж. – Писателя.
И лишь тут меня осенило: они ведь только поднимаются вверх по реке. «Трое в лодке» еще не написаны… Ладно, будем надеяться, когда книгу издадут, Теренс не станет заглядывать в выходные данные.
– А где моя сеть? – поинтересовался профессор. – Здесь должен отменно клевать Tinca vulgaris [28] .
До самого полудня мы распихивали и увязывали багаж, а потом оттаскивали профессора от Tinca vulgaris, зато после все пошло как по маслу. К двум позади остался Литтл-Виттенбаум. Если ничего не случится в Дейском шлюзе, мы еще успеваем к обеду в Стритли.
Дейский шлюз мы преодолели в рекордные сроки. И сразу же угодили в затор.
Вот почему до этого на реке было так пустынно – вся флотилия собралась тут. Плоскодонки, байдарки, катамараны, двухместные ялики, гребные катера, восьмерки, баржи, плоты и плавучие дома сбились в кучу, неторопливо пробираясь вверх по течению.
Барышни под кружевными зонтиками вели светские беседы, сидя в разных лодках, и просили своих спутников подгрести поближе. Перегнувшись через перила дебаркадеров, увешанных транспарантами «Ежегодная встреча Музыкального общества Нижнего Миддлсекса» и «Праздник матери», отмечающие переговаривались с пассажирами прогулочных суденышек внизу.
Никто из них никуда не спешил. Пожилые джентльмены на палубах плавучих домов читали «Таймс», а их пожилые жены с полным ртом прищепок развешивали белье.
Девушка в матросском платье и соломенной шляпе с лентой, медленно лавирующая на плоскодонке, залилась смехом, когда ее шест увяз в тине. Художник в желтой блузе неподвижно застыл на плоту посреди толчеи, рисуя пейзаж, хотя как ему удавалось что-то разглядеть за буйством цветов на шляпах, зонтиками и развевающимися по ветру британскими флагами, для меня оставалось загадкой.
Гребец оксфордского колледжа в полосатом кепи и свитере зацепился веслами с гребцами прогулочного ялика и остановился извиняться – в это время сзади в них чуть не врезалась парусная лодка. Я дернул за рулевые шнуры и лишь чудом избежал столкновения.
– Лучше я сяду за руль, – предложил Теренс, перебираясь на корму, когда наша лодка втиснулась на свободное место между четырехвесельным катамараном и тузиком.
– Да, пожалуй, – согласился я. Но грести оказалось сложнее. Сидя спиной, я каждую секунду рисковал налететь на какую-нибудь экскурсию верхнеслотерских жестянщиков.
– Хуже, чем на регате в Хенли, – признал Теренс, подтягивая рули.