– Нет, конечно. Но Дагоберт вас попросил…
– Он бы, может, и попросил, но я сам вызвался. А сделал я это, потому что именно такого шага от меня ожидали. Причем не только и не столько Шарль. Я всю дорогу его слушал, вскользь прощупывал, он юнец одаренный, но пока что чересчур романтичный для холодной и глубокой мести. Ему куда привычнее одно-, максимум двухходовые партии. Здесь же налицо сговор Элигия и Пипина. Такой себе союз ежа и ужа, дающий на выходе колючую проволоку.
Но поскольку этот союз противоестествен, как всякая противоестественная связь особей мужского пола, то следует помнить – каждая сторона преследует свои цели и, как только их догонит, воткнет нож в спину зазевавшемуся собрату. Нас такие развлечения, в целом, вполне устраивают, но хорошо бы понимать замысел и методы его воплощения. Насколько крупными буквами мы вписаны в меню торжественного ужина и что ожидается в качестве основного блюда?
В остальном же: пусть граждане заговорщики в свое удовольствие друг друга изничтожают. Мы, если потребуется, спасем кого нужно; если понадобится, кого нужно тихо прикопаем. Такая вот история в картинках, мой юный друг. И наш приятель Шарль, продолжая свое вращение в этом змеином человейнике, своей активной деятельностью принесет куда больше пользы, чем сидя в яме и думая, как оттуда выбраться и нам отомстить. Сейчас он наверняка помчался к отцу, и ему не до нас. А всех остальных разбойников, ежели таковые в округе имелись, думаю, геристалец самолично извел под корень, чтобы они у него под ногами не крутились и картину не портили. Вот так вот. А стало быть – вздымайся ввысь, наш гордый молот, большое ему пионерское спасибо и попутный ветер в спину. Конечно, я могу ошибиться, но, думаю, не в этот раз.
– Но как же это все аморально! – с досадой воскликнул Бастиан.
– Есть такая буква. Но видишь ли, в чем беда: вся человеческая история – сплошной парад аморальности. Если у тебя есть лучшие варианты, я готов их выслушать. А если нет, прости, миссионерская деятельность – это не ко мне. Вернешься в Институт, подавай заявку в Отдел Мягких Влияний. А пока что у нас есть небольшая, однако очень насущная задача, даже пара взаимосвязанных задач: первая – спасти этот мир, и вторая – не подставиться самим. И поскольку все эти маневры Шарля, его папаши, милого дядюшки Элигия в первую очередь направлены против нас, а уж затем против Дагоберта, я считаю, что мы действуем в правильном направлении. И пока не доказано обратное, так и буду считать. А теперь, пока есть свободное время, вернемся к нашей чудодейственной книженции. Шо и как мы с ней можем сделать?
Дагоберт поглядел на прелестную гостью. Та, похоже, вовсе не намеревалась соблюдать принятые при дворе приличия и вести себя, как подобает благородной даме. Впрочем, кто их, нурсийцев, знает, какой там у них хороший тон, когда и самой Нурсии в свете считай что нет?
Но как бы ни было, в ответ на краткое и емкое слово кесаря «нет», безапелляционно говорить «да» – неслыханная дерзость. Трудно представить, кому это может быть непонятно. Дагоберт жестом отослал стременного, доложившего, что конь оседлан и отряд телохранителей ждет у крыльца.
– Отчего вдруг ты решила, что должна отправиться со мной? – в голосе повелителя франков слышалась досада.
– Потому что без нас тебе не справиться, – не особо считаясь с чувствами и положением юного государя, заявила Женя. Это уже была не дерзость, а абсолютная наглость. Однако, как ни выходи из себя, Дагоберт понимал, что, скорее всего, так и есть.
Смерть деда потрясла его до глубины души. Он прежде и представить себе не мог, что такое когда-нибудь случится, что эта несокрушимая мощь в единый миг вдруг перестанет существовать, оставив по себе невосполнимую пустоту.
Сколько ни пытались он и его отец вспомнить, бывали ли случаи гибели их предков от рук неведомых чудовищ – в прошлом, в разных странах, везде, где только жили драконы, – ничего похожего никогда не случалось.
Встреча, назначенная сегодня в окрестностях Парижа, была скорее шагом отчаянья, попыткой хоть что-то предпринять. Ни у кого не было ни малейшего представления, что делать дальше.
Дагоберт сам толком не знал, что именно задумал отец, когда потребовал не просто явиться в указанное место, но и зачем-то прихватить несколько абарских мечей. Таких нынче в арсенале хранилось немало, и выполнить требование отца не составляло труда. Но все же Дагоберта не оставляло чувство тревоги, как будто он делал что-то глубоко неправильное, пожалуй, даже пагубное. И все же ослушаться он не смел.
И вот сейчас благородная дама Ойген заступила ему путь, требуя позволить ей участвовать в предстоящей встрече. Дагоберт глядел на нее не мигая, долгим испытующим взглядом, каким обычно смотрят драконы, вгоняя в оторопь врага, дерзнувшего приблизиться к стражу предела. На красавицу, похоже, этот взгляд не действовал. Она смотрела в ответ, не отводя глаз.
– Хорошо, – наконец произнес кесарь. – Ты поедешь со мной. Но когда я прикажу тебе стоять, стой. Когда молчать – молчи.
– Там разберемся, – буркнула Женя, пытаясь сложить в голове страстный монолог о координации усилий и совместных действиях. Речь получалась звонкой, но пустой: какие усилия координировать и что делать с войском хаммари, оставалось непонятным.
Они выехали из города и помчали на восток, по высоким, поросшим лесом холмам, по малозаметным охотничьим тропам. Люди здесь ходили редко, и, хотя охота в этих краях была дозволена всякому, обилие хищного зверья оставляло сей промысел лишь опытным воинам, поднаторевшим в обращении с оружием и хорошо знавшим повадки крупных хищников. Должно быть, со стороны небольшой отряд кесаря выглядел охотой местного землевладельца. Кому еще взбредет так глубоко забраться в лесную чащу?
Спустя пару часов они взъехали на лысую, будто монашеская тонзура, вершину невысокого холма. Дагоберт отослал стражников в оцепление. Хотел и Ойген отправить вместе с ними, но поглядел на девушку внимательно, о чем-то своем подумал и не стал. Так и остались они стоять молча на вершине, глядя в небо. Впрочем, длилось ожидание недолго. Из пушистых белых облаков, пластами закрывавших синее небо, вынырнула оскаленная драконья голова, мощные крылья острыми серпами рассекли бледную пелену. Огромный, вгоняющий в оторопь все живое страж рубежа рухнул наземь с небес, как голодный коршун на обреченного цыпленка.
– Здравствуй, отец! – Дагоберт бросился навстречу чудовищу. Тот склонил голову, давая обнять себя за шею, недоверчиво поглядел на Ойген, но заставил себя лишний раз не вспоминать о ней.
– Ты принес то, что я велел?
– Да. – Кесарь указал на коня, к седлу которого с каждой стороны было приторочено по пять мечей.
– Это хорошо, нужно попробовать.
– Что попробовать? – не понял Дагоберт.
– Та сила, что сделала эти мечи неодолимыми, перетекала в них из человеческих тел. Пусть и через огненное перерождение в абарском храме, но все же. Я бы, пожалуй, мог наполнить те клинки новой силой.
– Ты? – удивился юный кесарь.