– За время нашего пребывания во франкских землях мы делали вещи и более невероятные. Обещаю, что государыня вернет вам свое расположение. Но вы должны помочь мне в этом.
– Все, что в моих силах! – воскликнула Брунгильда, оглянулась, боясь, не слишком ли громко прозвучали ее слова, и, убедившись, что ее никто не слушает, добавила: – Но, конечно, в границах благопристойного.
Уединенная лесная молельня близ монастыря Святого Эржена пустовала несколько месяцев. Прежде отец-настоятель отправлял сюда стремящихся к благости послушников. Здесь, в лесной чаще, в тиши, нарушаемой лишь скрипом деревьев, шорохом листвы, уханьем филина да волчьим воем, отшельники обретали душевный покой и укреплялись в намерении, отринув скверну мирскую, посвятить себя служению Господу.
Однако крестьянин-углежог, собиравший хворост для своего промысла, утверждал, что с недавних пор в молельне появился новый обитатель, причем какой-то необычный. Вместо перебирания четок и молитв, устремленных в горние выси, этот метал в цель камни, таскал на плечах увесистые бревна и, что уж совсем богопротивно, упражнялся с мечом. Да и то сказать, углежог, наблюдавший за новым послушником из кустов, божился, что отшельник похож на майордома Пипина как две капли воды. Он, впрочем, видел его лишь мельком, когда привозил уголь в лесную крепость. Да и хмельного лесной житель любил выпить сверх меры. Но как бы то ни было, он готов был спорить с любым на серебряный денарий, что послушник с Пипином Геристальским – на одно лицо.
И вроде бы он даже нашел желающего рискнуть полновесной монетой, и в лес его повел, да только потом их никто более не видел. Отыскали лишь обглоданные волками кости, решили, что дело тут недоброе, и постарались забыть о молельне с ее странным обитателем.
Пипин взялся за скобы, вбитые в тяжеленный дубовый чурбак, и вскинул груз на грудь. Раз, выдох – и массивный обрубок дубового бревна поднялся над головой, два – вновь опустился на грудь, три – снова вверх… Пожалуй, с тех давних пор, когда отец перепоясал юного отпрыска боевым поясом, усеянным начищенными медными бляхами, и вручил скованную под руку первенца спату, добрый обоюдоострый меч, – ему не доводилось столько заниматься воинскими упражнениями, развивающими силу и ловкость, сколько здесь, в уединенной лесной молельне. Да и то сказать, он был силен с малолетства, как, впрочем, и все мужчины геристальского дома. Для того, чтоб командовать войском, вовсе не главное – владеть оружием лучше любого из воинов. Но теперь высокое искусство боя могло пригодиться ему более, чем когда бы то ни было.
Пипин уже оградил молельню забором из валунов, собранных сюда со всего леса. Благо, чего-чего, а каменьев в здешних местах хоть отбавляй. Ограда дело хорошее, волки в последние годы лютуют – просто беда. Вот те двое крестьян, вздумавшие за ним следить, – пока рыл яму, чтобы спрятать трупы, звери от них одни кости оставили.
Один волчина прошлой ночью и вовсе к самой двери молельни подходил, даже через дрему были слышны его дыхание и недоброе ворчание. Хорошо, дверь крепкая, и крюк на ней кованый. А то ведь дело-то какое: может, и не просто зверь тут поохотиться зашел. Может, оборотень какой по его душу сыскался? Всю ночь под дверью тварь лесная бродила, сквозь щели внутрь заглядывала, а следов и нет! Хоть крестись тут, хоть через плечо в чертову морду плюй! Ничего, вот поставит здесь силки и волчьи ямы, западни да ловушки смастерит – не то что волку, белке не проскользнуть!
Пипин бросил наземь колоду и с шумом выдохнул, разминая запястья. Сам себе бывший майордом напоминал такого одинокого волка. Как же так получилось, что его, умного, хитрого, сильного и могущественного, провели какие-то чужестранцы, не имеющие в стране ни связей, ни корней?! И вот, что уж совсем противно, этот несуразный толстяк Элигий!
«Но ничего, проигранная схватка – хороший повод для продолжения войны! Теперь, когда суета государственных дел не про мою честь, все они сполна узнают остроту волчьих клыков!
Вот только эта тень… Зверь ли то был, оборотень, а может, и вовсе дух нечистый, подстерегающий у молельни нестойкого в вере богомольца, – как знать? Но уж больно привязчива тварь для обычного, даже оголодавшего зверя. Ни дня, ни ночи не разбирает».
Он дернул щекой, прищурил глаза, вспоминая то ли явь, то ли видение – метнувшуюся в сторону неясную тень, которую он намедни заметил, когда спозаранку отпер дверь. Заметить-то заметил, да вот кто это был, так и не разобрал. Он потому-то и засаду устроил. Да только попались какие-то углежоги – хоть и черные, да не черти. И то сказать, поначалу даже надеялся, что избавился от соглядатаев, однако на следующий вечер тень появилась снова, промелькнула мимо затянутого бычьим пузырем оконца, точно огромный нетопырь.
Когда Пипин выскочил на крыльцо с обнаженным мечом в руках, лишь одинокий волк зло рыкнул в отдалении и скрылся в сумеречном лесу. Может, то и был волк? Может, ему только чудится эта странная тень? Может, все беспокойство – пустой морок, нелепые страхи гонимого зверя?..
– Эй, хозяин! – раздалось за каменной изгородью.
Пипин отскочил, досадуя, что меч спрятан за лежанкой и на поясе лишь кинжал. Голос звучал молодо и явно принадлежал человеку, не склонному что-либо просить. Пипин скрылся за толстым древесным стволом, затем шумно выдохнул и улыбнулся. Да уж, страх погони страшнее гончих!
Он выступил на опушку, распахивая объятия. Воин, совсем еще юноша, стоял за нагромождением замшелых валунов, держа коня в поводу.
– Здравствуй, отец! Ну и глушь! Ну, ты и забрался!
Лис оглянулся. Обязанности командира личной гвардии молодого самодержца в мирное время были не слишком обременительны, однако требовали его присутствия в парижской резиденции. Идти не хотелось, но, с другой стороны, чем-то надо было занять время перед отправкой домой. Чем еще заниматься в мире, где самое интеллектуальное развлечение – послушать проповедь? Подобного времяпрепровождения Лис терпеть не мог и потому делил часы невольного досуга между написанием отчетной баллады и военными упражнениями. На ближайший церковный праздник он назначил баронам смотр строя и песни, и теперь на ходу переделывал «Солдатушки – бравы ребятушки» на средневеково-франкский лад. Впрочем, куда там средневековый, времена совсем еще темные, ничего светлее пышущего огнем дракона ищи – не найдешь.
И вот тут еще этот монах откуда-то взялся. Из дому не выйти, чтоб на святошу не наткнуться.
– Не соблаговолит ли почтеннейший мессир Рейнар уделить мне крошечную минутку своего драгоценного времени?
Сергей хмыкнул про себя: «Ну да, конечно».
– Между прочим, уважаемый падре, деление на минуты и секунды еще не придумано. Это так, к слову, – вскользь бросил он.
– Молодец, хватки не утратил! – Святой отец отбросил назад капюшон.
– Чем обязан, ваша милость? – Лис состроил подобающую случаю уксусно-приторную физиономию. Институтское начальство не часто жаловало местные исторические выселки своим появлением. Впрочем, к лорду Баренсу это относилось в минимальной степени – все же в прошлом он и сам лихой оперативник.