– Мне сменить расцветку?

– Поговорим об этом позже.

Робот возбужденно закрутился на одном месте. Потом выставил щетку и принялся полировать пол.

– Что ты делаешь? – спросил О‑Фар.

– Простите, фортуан О‑Фар. – Робот спрятал щетку. – Вошло в привычку. В момент возбуждения начинаю драить пол.

– Я не хочу, чтобы мой помощник драил пол рядом с моими ногами. Это будет не очень-то хорошо смотреться.

– Разумеется, фортуан командующий. Я смогу контролировать себя.

О‑Фар приподнял руку, прикрывавшую глаза, и незаметно посмотрел на экран. Судя по довольному выражению лица сайтенского генерала, согласование условий переговоров прошло успешно. Следовательно, у Бо была реальная возможность заполучить постоянную работу при главе ОСБФ. Неплохая карьера для робота-уборщика.

– Ну, до скорой встречи, Лёха! – взмахнул закованной в железо рукой сайтен.

– Последний вопрос, генерал!

– Давай.

– На счет Улуру. Ты же это… пошутил?

– Мальчик мой! – Генерал Ветер поднял руки так, будто собрался хлопнуть в ладоши, но в последний момент передумал. – Я никогда не шучу подобными вещами. Если я сказал «Улуру», значит – Улуру.

– Но, черт возьми, как?

– Элементарно, Лёха. Мы установили шесть пусковых ракетных установок на поверхности Три-Два-Пять. – Генерал хохотнул. – Уверен, фортанам никогда бы не пришло в голову искать их там.

– То есть все это время мы были у вас под прицелом?

– С того момента, как флот фортанов покинул нейтральную зону портала, – уточнил сайтен. – Мы чтим Кодекс ведения войны.

– Но что вы потом будете делать с этими пусковыми установками?

– Ты имеешь в виду, если нам не придется пустить их в дело?

– Именно.

– Мы оставим их здесь. Поднимать их снова на корабли – слишком много возни. К тому же тут настолько агрессивная среда, что после этой операции пусковые установки, скорее всего, все равно пришлось бы пустить на металлолом. Здесь их очень скоро съест кислота – мы же не ставили на них специальное многослойное защитное покрытие, как на фортанских харвестерах. Так что в плохие руки они не попадут. А энергетические капсулы Улуру дезактивируются через двенадцать часов.

Перспектива спуститься на поверхность Три-Два-Пять казалась Алексею все более мрачной. Но если сайтенам генерала Ветра удалось добраться до харвестеров, почему он должен спасовать? Здравый смысл подсказывал вполне разумный ответ на сей не особо заковыристый вопрос: сайтены фактически были полукиборгами, что давало им возможность оставаться живыми и почти невредимыми в таких условиях, в каких не выжил бы ни один человек. Но упрямство никак не хотело соглашаться с доводами разума. Упрямство упрямо твердило: если сайтены смогли это сделать, почему человеку сие не под силу? Ну в самом деле, почему? Кто сказал, что нырнуть в центр кислотного шторма – это чистое самоубийство? Вроде бы никто не говорил…

Экран, на котором был генерал Хром Ветер, давно уже погас. А землянин все стоял и смотрел в его черную пустоту. Как будто надеялся увидеть там ответы на вопросы, которые сам себе задавал.

– Кого вы собираетесь взять с собой, фортуан Бузин? – спросил капитан У-Ней.

– Энсина О-Кодо и старшего офицера Ло‑Нуара, – не задумываясь, ответил Алексей.

– Могу я поинтересоваться, почему именно их? – спросил капитан.

– Что бы ты ответил на этот вопрос? – сверху вниз посмотрел на своего кибернетического помощника О‑Фар.

– Я – советник, а не переговорщик, – ответил робот.

– Ты – помощник.

– Тем более. Хороший переговорщик должен доверять своему Моксо.

– Он – землянин.

– Ну и что?

О‑Фар только плечами пожал в ответ. Какое представление о Моксо могла иметь начиненная электроникой консервная банка? Примерно такое же, как и землянин.

– У вас есть другие кандидатуры, фортуан капитан? – спросил Алексей.

– Я не возражаю против тех, что назвали вы, – ответил У-Ней. – Мне лишь было бы интересно узнать причину, по которой вы выбрали именно их.

– Честно говоря, я назвал первые имена, которые пришли мне в голову. Если бы у меня было время, я бы подошел к этому вопросу более основательно. А так я решил довериться своему Моксо.

Алексей думал, что он пошутил. Но капитан отнесся к его словам чрезвычайно серьезно.

– Надеюсь, ваше Моксо не подведет вас, фортуан Бузин, – сказал он.

– Я тоже на это очень рассчитываю, фортуан капитан, – ответил Алексей, также со всей серьезностью, на какую только был способен.

– Ну как? – спросил робот.

О‑Фар сделал вид, что не услышал вопрос. Он поднялся на ноги и быстро направился к обзорной стене.

Бывший робот-уборщик, уже не таясь, покатил за ним следом.

Глава 22

Сначала все шло нормально.

Но как только посадочная капсула вошла в атмосферу, ее стало нещадно трясти. Так – из стороны в сторону, вверх-вниз, в другую сторону, хаотично и непредсказуемо, – трясет свинью-копилку ребенок, пытаясь отобрать у нее последнюю монетку, оставшуюся во чреве. Казалось, вот-вот, и вся она рассыпется на части. К тому же откуда-то потянул протяжный, низкочастотный вой, зависший на одной ноте, которая почему-то казалась Алексею похожей на тяжелый металлический крюк. Быть может, так все и должно быть при посадке, но ощущения все равно были не самые приятные. А поскольку спуск происходил полностью в автоматическом режиме, возникало еще и чувство беспомощности. Как будто катишься вниз по склону и не можешь остановиться, потому что ухватиться не за что.

В трехместной посадочной капсуле пассажиры размещались спинами к общему центру. Надев шлемы, они имели возможность разговаривать друг с другом, но видеть спутников не могли. Одиночество казалось пронзительным, как свет давно уже потухшей звезды, что все бежит по просторам космоса незнамо куда и зачем.

Чтобы хоть немного приободриться, Алексей отыскал в биюле подборку записей группы «Маятник Фуко» и врубил на полную громкость диск «Пустая Спираль».

Сначала взревела гитара. Затем частой дробью вступили барабаны. Следом за ними бас начал выводить причудливый узор. И наконец – клавишные, стилизованные под допотопный «Хаммонд» на микросхемах, завыли, будто голодные кошки.

О да! Это была музыка, созданная для того, чтобы рушить плотины и взрывать любые преграды! Безумный творческий экстаз, летящий в бесконечность! Музыка сфер, разрывающая границы реальности. Гимн бунтарей и еретиков, поднявших на знамя лозунг «Долой все запреты!». Настоящая, живая музыка – это вам не неопсиходелический джизом, в мундштук которого может дунуть любой желающий, чтобы после в течение получаса кайфовать, слушая, как булькает густой, тягучий сироп, медленно перетекающий из одного бесформенного сосуда в другой, еще более бесформенный, в котором каждая лакуна и каждый выступ имели свое собственное звучание.