Отсутствовали они довольно долго. Лесли тем временем удачно сторговала круг колбасы за мешочек сушеной целебной ромашки, как всегда удивляясь: почему сельчане не собирают лекарственные травы сами, а предпочитают их выменивать?! Впрочем, ей же лучше.
Вернувшись, Калеб присел рядом с ней, хлопнул по плечу.
— Мне Сара сказала, что ты вроде как Безмозглым заинтересовалась.
— Да не то чтобы очень, — лениво отозвалась Лесли. — Просто подумала — раз он тебе не нужен, так, может, пусть за мной мешки таскает, пока я осла не купила?
— А кто тебе сказал, что он мне не нужен?!
— Так Сара же! Сказала, что, раз он работать больше не может, ты решил его на пустоши отвести и там оставить.
— Да нет, чего это на пустоши-то?! Я уже придумал, как его и без руки к делу приспособить. Он бочку с водой на огороды будет возить. А заливать воду в бочку я какого-нибудь пацаненка приспособлю.
— Ну и ладно, — пожала плечами Лесли и принялась объяснять женщине, купившей ромашку, сколько времени можно хранить отвар.
Жемчужные пуговицы до сих пор покоились у нее в кармане и вселяли уверенность, что разговор с Калебом еще не закончен.
Так и есть, снова он подошел к ней минут через пять.
— Давай-ка выйдем во двор!
Лесли с видом человека, которого попусту отвлекают от дела, пошла за ним. Следом, надеясь на бесплатное развлечение, повалили присутствовавшие в комнате сельчане.
Калеб подошел к колодцу, пнул Безмозглого в бедро.
— Вставай!
Тот покорно выпрямился. Только теперь Лесли поняла, какой он высоченный — чуть ли не на голову выше ее — широкоплечий и мускулистый. На нем не было никакой одежды, кроме обтрепанных, слишком коротких для него штанов; щеки украшала темная щетина — понятно, сегодня не смог побриться из-за больной руки.
В остальном мужчина выглядел вполне нормально: высокий лоб, квадратный подбородок, плотно сжатый рот — пропорциональное, даже привлекательное лицо. То есть было бы привлекательным, если бы не этот пустой, бессмысленный взгляд.
— Ты посмотри, какой он здоровущий! — заявил Калеб.
— А сколько жрет, небось! — в тон ему добавила Лесли.
— Да нет, ты что, ему куска хлеба на весь день хватает.
Вот в это она готова была поверить — судя по впалому животу и выступающим ребрам, досыта этого человека уже давно не кормили.
— И ты хочешь, чтобы я тебе его просто так, бесплатно отдал?!
— Ага! — безмятежно подтвердила Лесли.
— Ну я не знаю… Мне Сара, правда, сказала, что ты ей дешево продала отрез на платье. Но все равно — за такого красавца это мало!
— По мне пусть хоть урод будет, лишь бы ноги были здоровые.
— Да в нем одного веса больше двухсот фунтов! — возопил Калеб.
— Ты что, его на мясо продаешь?! — парировала Лесли. Сгрудившиеся на крыльце сельчане дружно заржали. — И вообще, я уже даже не знаю…
— Чего не знаешь?!
— Стоит ли мне его брать. Смотри, какой он здоровенный, а если он вдруг буянить начнет? Мне же с ним не справиться!
— Да ты что, он совершенно смирный! Вот, смотри! — Калеб подскочил к потенциальному приобретению Лесли и влепил ему пощечину. — Вот видишь?! — действительно, мужчина лишь отшатнулся — не заслонился и не попытался дать сдачи.
Лесли встретила это зрелище с полнейшим равнодушием на лице, про себя уже по-хозяйски прикидывая, как будет лечить Безмозглому руку — сегодня же вечером, когда доберется до своих вещей.
Она прекрасно понимала, что фраза про «бочки с водой» — полная туфта и что на самом деле Калебу так же хочется сбагрить ей Безмозглого, как ей самой — заполучить его. Единственное, что мешает им договориться, — это жмотская натура Калеба, которому поперек горла стоит отдать что-либо бесплатно.
Что ж, чтобы вывести сделку из тупика, придется потрафить человеку…
— Ладно, говори, чего ты хочешь? — спросила она.
Договоренность была достигнута сравнительно быстро: в качестве платы за Безмозглого Калеб выторговал катушку лески и два рыболовных крючка. Поначалу он хотел пять, но потом согласился на два — с условием, что выберет их сам; выбрал такие, что впору кита ловить, хотя, по мнению Лесли, самыми добычливыми были крючки среднего размера. В свою очередь она в качестве бонуса потребовала, чтобы ее нового «осла» обеспечили какой-нибудь обувкой — босиком по камням он много не находится.
Прошло больше часа, прежде чем все покупатели были обслужены, а полученная от них выручка проверена на предмет соломы и прочих подвохов.
Как ни старалась Лесли упаковаться покомпактнее, было ясно, что сушеные овощи в рюкзак не влезут. Пришлось сложить их отдельно, в большой мешок с лямками, сшитый из парашютного шелка; он оказался наполнен почти доверху.
Когда она вышла во двор, Калеба там уже не было. Безмозглый сидел на приступочке возле колодца, и Сара наводила на него, что называется, последний глянец — протирала ему физиономию мокрой тряпкой. На шее у него был завязан кожаный ремень наподобие собачьего ошейника, ноги обуты в старые сапоги со срезанными носами — ступни у Безмозглого были под стать росту, и будь носки сапог не обрезаны, они бы там просто не поместились.
Увидев подходившую Лесли, Сара просияла:
— Вот, все готово! — взяла болтавшийся конец ремня и протянула ей. — На! Давай пуговицы!
Лесли отдала коробок, взяла ремень.
— Да, а как его зовут? Имя-то у него человеческое есть?
— Мы его всю дорогу Безмозглым звали… — Сара недоуменно пожала плечами.
— Его Джедай зовут, леди! — раздался сбоку звонкий голос. Лесли обернулась — из-за забора торчала веснушчатая рожица пацаненка лет восьми.
Не дожидаясь приглашения, он перемахнул через забор и подбежал к ним, повторил:
— Его Джедай звать — вот, смотрите! — привстав на цыпочки, ткнул новое приобретение Лесли в правое плечо.
На загорелом бицепсе синеватыми линиями было изображено нечто вроде рыцарского щита размером чуть меньше ладони, с тремя зубцами сверху и непонятной эмблемой внутри; под ней просматривались расположенные по дуге буквы.
— Дже-дай, — по слогам прочел мальчишка. — Во, я читать умею! — сияя, объяснил он. — Меня мама научила.
— Ну что ж — Джедай так Джедай, — улыбнулась ему Лесли. Легонько потянула за поводок: — Вставай, Джедай, пошли! — тот послушно встал.
Она подвела его к крыльцу, указала на ступеньку.
— Сядь сюда. Сядь!
Он медленно оглянулся на ступеньку, потом на Лесли — и сел.
— А теперь дай я твою руку посмотрю.
Хотя он смотрел на нее в упор, в глазах не мелькнуло ни искры понимания.