Она оценивающе глянула на Джедая. Усталым он не выглядел, но тесно обтянувшая могучий торс футболка промокла от пота не только под мышками, но и на спине.
Подойдя к волокуше. Лесли взяла один из мешков, прикинула на руке — фунтов двадцать пять. Поставила его на землю и позвала Алу; когда собака подхромала, указала на волокушу:
— Лежать! Здесь, место! — помогла ей устроиться рядом с мешками, повторила: — Лежать! — и обернулась к Джедаю: — Ну, пойдем!
Он удивленно покосился на лежавшую на волокуше собаку, перевел взгляд на Лесли. В глазах читалось: «Это что — так и должно быть?!»
— Да-да, все правильно, — кивнула она. — И не смотри на меня так — я зато у тебя один мешок взяла! — вскинула стоявший у ее ног мешок себе на спину.
Место для стоянки удалось найти быстро. Перейдя осыпь и добравшись наконец до ручья, Лесли оставила Джедая отдыхать на берегу, а сама пошла вверх по течению. Углубилась в каньон и внезапно наткнулась на поистине райский уголок.
Это была небольшая, едва ли четверть мили в поперечнике, долина, заросшая густой травой. Кое-где вдоль берега ручья попадались кусты ивняка, а дальше, у обрамлявших долину скал, виднелись небольшие сосенки.
В дальнем конце долины ручей с плеском низвергался сверху из расщелины, образуя у основания водопада маленькое озерцо с прозрачной водой. Трава пестрела цветами, над ними вились бабочки — словом, место и впрямь было сказочное.
Не прошло и часа, как в траве на берегу ручья валялись довольные и напившиеся от пуза собаки, рядом отдыхал освобожденный от волокуши Джедай, а сама Лесли, раздевшись догола, с наслаждением купалась в озерце, смывая с себя пыль и пот.
Наконец она вылезла и, не вытираясь, подошла к Джедаю, пихнула его коленом:
— Иди тоже искупайся, — когда он встал, придержала: — Э-э, только разденься сначала!
Увы, дело это для него было слишком «умственным» — все, на что он был способен, это поднять руки, когда с него стягивают футболку. Так что и раздевать его, и стаскивать с него ботинки Лесли пришлось самой, и лишь потом, голого, подтолкнуть к воде.
Он послушно пошел к озерцу, но, войдя в воду по щиколотку, остановился.
— Иди, иди! — прикрикнула она. — Ну-ка быстро, вперед!
Джедай шагнул дальше. Еще шаг, еще… Лесли как завороженная смотрела ему вслед — вид его голой спины и ягодиц с перекатывающимися под кожей выпуклыми мышцами вызвал у нее странное стеснение в груди. Вспомнились слова Дженет: «Стояк у него что надо!» — и возникло ощущение, будто кто-то сжал ее живот в самом низу мягкой горячей лапой…
Зайдя в воду по бедра, Джедай снова остановился и обернулся. Только тут, при виде привычного туповатого удивления на его лице — он явно не понимал, чего от него хотят — накатившая на нее волна желания так же внезапно отпустила. Лесли вошла в воду и пихнула его в спину:
— Ну-ка, ныряй!
Присела, чтобы, оттолкнувшись от дна, скользнуть по воде, и усмехнулась, когда он тоже присел, старательно подражая ей.
Швов на рану Алы Лесли решила не накладывать, обойтись повязкой. Ну и, само собой, пока лапа хоть немного не подживет, дальше не идти — это значило, что дня три-четыре им придется пробыть в долине.
Получившейся передышкой она воспользовалась, чтобы пополнить запасы лекарственных трав: кое-где по берегу ручья рос аир, [11] а среди разнотравья долины попадались и лиловые «свечки» мексиканской мяты, [12] и целебная ромашка, и даже такая редкость в этих краях, как салатный корень. [13]
Вечером третьего дня, осмотрев в очередной раз Алу, Лесли убедилась, что заживает рана, что называется, «как на собаке», и решила, что послезавтра утром можно будет двигаться дальше. Подумала, что надо сшить что-то вроде мокасина и первое время надевать его на больную лапу, чтобы рана снова не открылась от ходьбы по камням.
Той же ночью Дана родила щенков.
Что та беременна, Лесли, разумеется, знала, но предполагала, что щенки родятся где-то через неделю, поэтому слегка встревожилась, когда Дана не пришла к завтраку.
Обычно она не упускала возможности покрутиться рядом — авось перепадет лакомый кусочек. А тут — нет ее и нет, и даже когда, раскладывая по мискам кашу, Лесли громко поскребла ложкой по дну котелка, все равно не появилась.
— Эй! — обернулась она к лежавшей неподалеку Але. — Куда Дана делась?
В ответ собака вскочила и, радостно скалясь и вовсю виляя хвостом, заковыляла к ней на трех ногах. Вся эта пантомима несомненно значила: «Неужели бедную хромую собачку не угостят чем-то вкусненьким?!»
Делать нечего — пришлось сунуть ей котелок с остатками каши.
Отправляя в рот ложку за ложкой, Лесли поглядывала вокруг: те из собак, что были на виду, выглядели спокойными и довольными жизнью. Если бы с Даной было что-то неладно, они бы наверняка нервничали — они такие вещи чуют…
Доев, она обернулась к Але:
— Ну ладно, так где у нас Дана? — добавила с нажимом, давая понять, что шутки кончились: — Ищи!
Собака, почти не хромая (кашу уже дали, зачем попусту кривляться?), затрусила к сосновой поросли у южного края долины; оглянулась и, убедившись, что Лесли идет за ней, прибавила ходу.
Невысокие, едва в рост человека сосенки росли тесно. Ала ловко ввинтилась между ними; Лесли, отводя в сторону колючие ветки, бочком протиснулась следом, выбралась на проплешину у самых скал и наконец-то увидела Дану.
Та лежала в углублении под скалой, привалившись плечом к камню, а рядом — два бархатистых тельца размером с ладонь. Мордочками щенята зарылись в шерсть на животе у матери, видны были лишь темные спинки да задние лапки с трогательными крохотными ярко-розовыми пяточками.
— Ух ты! — Лесли присела перед ней на корточки. Ала тоже села в сторонке, раскрыв пасть и вывесив язык — улыбаясь.
Сперва Дана слегка оскалилась, но потом позволила себя погладить и с удовлетворенным вздохом закрыла глаза. Лесли осторожно, по очереди взяла в руки щенков, осмотрела и вернула на место. Оба кобельки, крупные и на вид здоровенькие; всего двое, но что поделаешь — Дана, как и ее мать, была не слишком плодовита.