Стал чаще выходить на связь Прокеш. После моих излияний он сказал, что и ему иногда хочется бросить все и тупо валяться на траве, попивая в меру охлажденное пивко. Вполне меня понимает, добавил он, у него бывали творческие ступоры, тогда спасала перемена обстановки. Однажды с сыном махнул в Калахари… Он тогда замолк, а я удивился. Я не знал, что у него есть сын. «Был», – тихо ответил он и свернул разговор на другую тему.
Время шло, и я постепенно созревал для возвращения. Сертификат освоенца я давно отработал, и на счету у меня было столько, что и пятерым за сто лет не проесть. Многие знакомые разъехались. На их места рвались сотни добровольцев. Жена, узнав, что на наши места выстроилась очередь, рассказала мне древнюю историю о каких-то вербовщиках, но я не понял, к чему это.
Как-то Миша Танеев предложил мне встряхнуться. И мы устроили небольшой вояж на свободной машине до Гранитного массива. С канистрой слабенького местного пива.
Темно-серые скалы чем-то напомнили мне столбчатые базальты. Скальная гряда заворачивала к пустоши Веллера. Отсюда были видны темные проемы в сером камне – входные шлюзы. Там, глубоко внизу, неутомимо трудятся батареи калифорниевых накопителей. Раз в неделю приходят топливные платформы и развозят груз по реакторам и стартовым площадкам.
Разговор с Мишей был долгим. У него что-то не ладилось с сыном, да и в бригаде возникли трения. Я заговорил о возвращении. Он не удивился. Покивал головой, хмыкнул раз, хмыкнул два, спросил, что думает по этому поводу Валентина. Тогда уже хмыкнул я. На мой осторожный вопрос, собирается ли он когда-либо вернуться на Зеленую, Миша хлопнул могучей рукой по колену и засмеялся: «Да никогда!»
А потом добавил: «Здесь я человек!»
Валентина отказалась наотрез. И мне, сказала она, следовало бы остаться на Красной.
Так что теперь она там, а я нет.
На веранду вышла бабушка, приложила ладонь к глазам. Увидела меня и позвала к терминалу. «Валентина!» – екнуло под сердцем. Но у терминала я разочарованно вздохнул – меня вызывал Прокеш. У него было осунувшееся лицо, усталое.
– Ты не можешь вылететь в Кедровск? – спросил он вместо приветствия.
– Вот так сразу и вылететь? – буркнул я и тут же сообразил, что Кедровск – это Институт фундаментальных исследований, а Институт – это Коробов. – Что-то стряслось?
– Стряслось, – кивнул Прокеш. – Ты нужен здесь и сейчас.
– Хорошо. Через полчаса.
Изображение дернулось и пропало. Дом плавно качнуло, где-то тонко зазвенело стекло.
Землетрясение балла на четыре. Раз в год да тряхнет. Изображение снова появилось.
– У нас тут небольшое землетрясение. Если задержусь, то ненадолго.
Он кивнул и отключился. Ладно, подумал я, через час буду там, все узнаю.
Через час я не был в Кедровске, не был и через два.
Я встал и в тот же миг услышал далекий гул и треск. Повторный сейсм? Но дом стоял неподвижно.
Вышел на веранду. Там бабушка разговаривала с отцом.
– Балла четыре, – сказал отец. – Или чуть больше.
– Я не почувствовала, – ответила бабушка. – Меня и так каждый час качает, в ногах силы уже нет.
– Грохот слышали? – спросил я.
– Похоже, обвал в горах… – начал было отец, но вдруг настороженно замер. – Экстренный вызов, – пробормотал он и заторопился в дом. Я последовал за ним к терминалу.
Начальник спасателей, высокий седой мужчина, держал в руках планшет с картой Заповедника. На карте ползли огоньки, пересекались светящиеся линии. Начальник водил по карте пальцем и что-то негромко объяснял спасателю в ребристом черном комбинезоне. Затем поднял глаза и оглядел нас.
– Большое спасибо вам, – сказал он. – Есть среди вас водители манипуляторов?
Я подошел к нему.
– Горные работы? Зангезур?
– Марс. Монтаж.
Он кивнул.
– Ситуация сложная. Здесь была одна трещина… В общем, на дорогу ссыпалось несколько «карандашей».
Я поморщился – назвать базальтовые шестигранные многометровой толщины стволы карандашами! Раньше я часто наведывался в заповедник столбчатых базальтов, и, хоть был юношей веселого нрава, вид гигантских, на сотни метров тянущихся ввысь призм настраивал на серьезный лад. Казалось, что они неплотно пригнаны друг к другу, и достаточно малейшего звука, чтобы эти каменные персты скользнули вниз и вбили осквернителя тишины в прах.
– Пострадавших нет, – продолжал спасатель. – Сейчас зондируют обвал. Повалена энергомачта, обесточена зона отдыха. – Он замолчал и поднес коммуникатор к уху.
– Плохо, – сказал он. – Одного завалило. Посмотрите машины. Метров через десять, за поворотом, оказался трайлер со знакомыми сотовыми контейнерами. На боку выбит индекс и номер.
– Ага, – сказал я, – МГ-12. Горные манипуляторы.
– Справитесь? – тревожно спросил начальник спасателей. Ничего не говоря, я подошел к головному блоку и принялся свинчивать крышку гнезда ключей.
– Как они здесь оказались?
– Случайно, – ответил спасатель. – Их перевозили в Управление горных разработок. Перехватили на развилке, повезло.
Стержни ключей мягко вышли из гнезда, я один за другим ввел их соответственно номерам в размыкающие блоки контейнеров. Последний, самый длинный ключ я повертел на пальце и спросил, куда сваливать камни.
– К обочине, – ответил спасатель. – Не в реку же!
Я активизировал ведущий манипулятор. Приземистая длинная машина выползла из контейнера и мягко перебралась с трейлера на дорогу, поочередно раскрывая суставчатые конечности. Горные манипуляторы в отличие от наших «гекконов» имели другой набор насадок, и кабина в середине корпуса, а не на носу. Я влез в прозрачную полусферу, надвинул колпак и поочередно ввел пальцы в кольца сенсоров.
Люки контейнеров беззвучно распахнулись, одна за другой выбросились манипуляторы, развернулись и пошли за головной машиной. В экране заднего обзора – лобовые щитки ритмично перебирающих конечностями манипуляторов. Со стороны, наверно, впечатляет – темно-матовые, чуть приплюснутые уродины скользят по дороге жуткими ящерами. Мне они кажутся красивыми.
Через минуту мы оказались у завала. При виде нашей процессии кто-то из спасателей шарахнулся к обочине. Я подвел головную машину к глыбам. Манипулятор ухватил большую призму, оттащил и приставил к скале. Повторив два раза, я отвел машину в сторону. Манипуляторы несколько секунд координировались, разошлись веером и дружно набросились на груду камней! Я не вмешивался, только иногда, если какая-то из машин хватала неподъемный камень, помогал. Завал таял на глазах. Без манипуляторов здесь работы часа на два, а мы за двадцать минут растащили.
Показалось светлое пятно. Откинув колпак, я медленно вылез из кабины. Мимо пробежал врач, я пошел за ним. С трудом заставил себя взглянуть на пятно. Это была рука, зажатая двумя глыбами. Врач сидел на корточках и трогал ее. Я нагнулся. Странно. Белая как бумага ладонь, а чуть выше кисти – следы мелких порезов. Вспомнил попутчика, любителя кошек. «Теперь кошки останутся без хозяина», – подумал я. Какое невезение – оказаться в этом месте в этот миг.