Я рассказал Прокешу о том, что здесь происходит и что Валентина должна была занимать его в свое время больше, чем все остальные участники Происшествия. А ему сейчас надо встряхнуться, именно он может быть максимально полезен, поскольку предвидел такой поворот событий.
– Ничего я не предвидел, – сказал он улыбаясь. – Мои конструкции не имели ничего общего с тем, что накапливалось в социумах. В конце концов достаточно было внимательно смотреть дебаты и дискуссии, идущие по управленческому каналу последние годы, чтобы предсказать сегодняшнюю вспышку. Отношения между Марсом и Землей ни для кого не секрет, проблем накопилось сверх головы. А мы, я имею в виду себя и вас, увлеклись загадками и тайнами частного, пусть даже и очень загадочного, события.
Затем он лег, пробормотал «Файн…» и прикрыл глаза.
Кузьма смотрел на меня, перевел взгляд на Прокеша, сморщился.
– Валентина Максимовна, желая всеобщей справедливости, зашла слишком далеко, чтобы остановиться, – продолжал Вацлав, не открывая глаз. – Она настолько сконцентрировала в себе недовольство местных жителей, что потеряла чувство реальности. Я полагаю, что она не только возглавила мятеж, но и подготовила его.
– Что? – вскинулся Кузьма.
– Не кричите так громко. Я слышал, о чем говорили в «лайбе». Мне было плохо, но я все слышал и все понимал. Во имя справедливости она поставила себя выше других – и поэтому будет сломлена. Но я не вправе судить ее. Я, борясь с абстрактным злом, конкретно пожелал стать вершителем судеб и водителем сюжетов и сломался сам. Проклятие богов или искушение природы… А хотите, наоборот – искушение богов и проклятие природы. Ничего не хочу, только одного – чтобы Арам не покинул меня, как тогда, в пустой квартире… я ушел, а он упал, и ему было страшно… он…
Бормотание перешло в тяжелое дыхание. Он заснул.
В пультовой нас встретили неприветливо. Диспетчеры забились в угол, а четверо спасателей орудовали у планшетов, оживленно ругаясь с орпеками, сдвигая графики и выстраивая новую очередь. Странные спасатели. С орпеков время от времени спрашивали, что у нас происходит. Спасатели отшучивались или отругивались, но ничего конкретного не говорили. Один из диспетчеров выбрался из своего угла и подошел к планшету. В это время по громкой связи прорвался женский голос: «Людвиг, у вас больше заторов не будет? У меня триста человек грызут обшивку зубами!» Диспетчер угрюмо процедил: «Будет вам скоро затор!» Спасатель внимательно посмотрел на него, диспетчер выдержал взгляд, плюнул себе под ноги и вернулся на место.
– Пошли отсюда, Кузьма, – сказал я. – Видишь, люди работают.
Они даже не оглянулись. Спасателям было не до нас, а диспетчеры демонстративно отвернулись. Я задумался, а на пустом ли месте выросла эта авантюра? Гордость и ущемленное самолюбие старожилов – понятное дело. Но гордость, переходящая в ксенофобию, и ксенофобия, разрастающаяся в ксенофагию… Ох, не в детские игры играют здесь Валентина и экологисты!
Идя по нижнему ярусу, я заметил открытый терминальный бокс.
Я вспоминал код-вызовы знакомых, но почему-то ни с кем не хотелось говорить. А потом в памяти всплыл код терминала на реакторе. Пальцы сами прошлись по сенсорам. Вызов мигнул, и терминал включился. В помещении никого не было. Они забыли или не захотели сменить код.
Там послышались шаги, появилось испуганное лицо очень помолодевшего Миши Танеева. Это был его сын Дмитрий. Он протянул руку вперед, я включился, иначе бы он увел линию.
Митя вздрогнул, отдернул руку. Узнав меня, обрадовался.
– Дядя Арам, я хотел папе…
– Ну, извини, что помешал. Как там у вас дела?
– Хорошо. Управление разблокировали… – Он хихикнул, а мне стало не до смеха. – Вы хотели заблокировать, но мы сняли блок.
– М-м… – Я не нашел, что ему сказать.
– Дядя Андрэ обещал научить кататься на «гекконах».
Вот как! Интересно, кто еще там из экологистов, кроме Валлона?
– Что же он сейчас не учит?
– Он на Гранитный ушел… – начал Митя и прикусил язык.
– Долго же ему идти придется, – начал я и тоже осекся.
Гранитный массив, двести километров от города, триста от реактора. Комплекс калифорниевых накопителей. Подскальные ярусы, ежедневная выработка – четыре грамма. Людей нет. Конечно, есть защита, но человека она не остановит. Если он доберется до калифорния…
– Жаль, хотел с ним поговорить. – Митя покачал головой.
– А давно он ушел?
– Часа два.
– Так он уже там!
– Нет, он на «гекконе».
– Ага. Ну, спасибо, Дмитрий. Возвращайся скорее домой.
– Нельзя! – Он поморгал глазами и убежденно сказал: – Пока не примут наши условия – нельзя! Извините, дядя Арам, но даже среди ваших знакомых могут быть…
Послышались шаги, голоса, возбужденный смех. Митя побледнел, рука метнулась вперед, линия отключилась. Однако шаги все еще были слышны. Я вышел из терминального бокса. Кузьма смотрел на идущего к нам человека.
Идет к нам навстречу Сергей Романенко, улыбается и говорит:
– Ох, ребята, я заснул там, а вы без меня, говорят, великие дела делаете?
Вспышка: вот он идет, застыл, чуть подняв ногу, редкие светлые волосы с большими залысинами, глаза чуть выцветшие, длинные руки и большие ладони, нос нашлепкой и улыбка виноватая…
Головной модуль шел на предельной скорости, иногда ощутимо потряхивало – я вел машину по степи. По моим расчетам, Валлон где-то рядом. За два часа он прошел километров шестьдесят, не больше, и теперь идет вдоль леса. Но почему не на платформе? Он уже давно проник бы в накопительный комплекс и мог шантажировать всю планету. Значит, у них нет платформ или что-то помешало воспользоваться ими.
Комплекс. За два дня – один заряд! А сколько готовой продукции в хранилище – подумать страшно! С реактором они могут сжечь себя и все вокруг на двадцать километров, да и то если действительно разблокировали управление. Но вокруг реактора голая степь, только шахтные автоматы подают рабочую массу на трансформацию. Если они запустят реактор вразнос, то у автоматики хватит времени отстрелить крепеж, и он провалится в шахту. А вот с калифорниевым зарядом можно пробраться куда угодно, особенно если его будет нести ребенок, уверенный, что спасает мир от козней злых чужаков.
Писк настройки, в фоне щелкнуло.
– Арам, видим тебя! – Голос Сергея.
– Уверен, что меня?
– Машина красная.
– А у него какая?
– Ну сделай что-нибудь…
Я дал реверс с раскруткой и на той же скорости повел машину кормой вперед.
– Вот циркач! – восхитился Кузьма.
На ходу вернулся в рабочую позицию.
– Красиво, – одобрил Сергей, – я так не умею.