Это я говорю своим подружкам.
Ибо следует сказать: секс в его объятиях становится огромным и роскошным игровым действом, где ничего, абсолютно ничего не запрещено. Мне кажется, я мчусь нагишом через высокие травы, которые нежнее самых мягких газонов, под безупречно синим небом, а Месье подталкивает меня, чтобы я достигла небывалых высот на качелях, рожденных кистью Фрагонара [29] . И, конечно, я не стану утверждать, что чувствую себя совершенно спокойно, видя, как земля стремительно удаляется. Но это опьянение настолько приятно, а самозабвение такое острое, что я закрываю глаза, испытывая невыносимое желание заплакать от удовольствия, от мучительной потребности выразить, до какой степени восхитительно все, что ощущаю, не в силах подобрать слова. И затем, когда почти теряю голову от возбуждения, Месье увлекает меня за собой в темную горячую трясину, источающую сладкие и греховные испарения, куда меня постепенно засасывает. Пейзаж вокруг нас становится все более тревожным, и я понимаю, что нахожусь на территории, которую Месье знает наизусть, и ему придется нести меня на себе по этим едва заметным тропам.
Медленно, неотвратимо я пробираюсь через заросли, а мои цветущие качели остались вдалеке, но под ветвями этих мертвых деревьев так тепло и влажно, и я никогда еще не подбиралась так близко к аду!..
Бывало так, что едва я открывала дверь Месье, как он тут же набрасывался на меня. Я успевала лишь ощутить поток воздуха, пропитанный его запахом, затем — жадно ищущие руки под моим платьем. Ищущие чего? Мне кажется, нетерпеливо ощупывая меня, он словно пытается убедиться: у меня между ног ничего нет и эта пустота существует лишь потому, что у Него есть, чем ее заполнить.
Природа не терпит пустоты, поэтому Месье возмещает этот вакуум в нижней части моего живота, но в то же время возбуждает и каким-то непостижимым образом устанавливает с ней контакт. Несколько долгих минут он смотрит туда не мигая, словно образуя фразы плавными движениями своих пальцев, рисуя таинственные арабески кончиком языка, задавая вопросы, на которые получает ответы, устанавливая спиритический контакт с этим единственным местом моего тела, что так легко может преступить через все установленные мною запреты.
Впрочем, Месье нравится думать: целый мир подчиняется ему так же просто, как послушный девичий животик. И действительно, нет ничего, что не могли бы покорить его красивые ловкие руки, хотя бы на время.
Я знаю, Месье обаятелен. Даже если это обаяние бывает запятнано всплесками презрения, которое он, сам того не подозревая, вызывает к себе — я считаю, что этот мужчина несет с собой ауру яркого ума и культуры. А меня как раз сильнее всего возбуждают интеллект и большие носы.
Месье очень любит манго, однако он ни разу не согласился съесть его вместе со мной во время наших встреч по вторникам, так же, как отказывался от моего апельсинового сока и от моей травки. Я никогда не наблюдала за тем, как Месье ест или пьет, и это меня немного пугает. Я видела, как этот мужчина кончает, но никогда — как он выпивает хотя бы стакан воды. (Здесь напрашивается аналогия: я взяла в рот его член до того, как увидела его лицо. Если бы моя мать об этом узнала, вряд ли я смогла бы ее убедить, что у меня нет сексуальных отклонений.)
Мне неизвестно и то, как выглядит почерк Месье. Это меня удручает. Я могла бы часами напролет изучать одно-единственное слово «согласовано», за которым следует его подпись. У Месье она наверняка искусно запутанная, нечитаемая, как почерк любого врача, но, думаю, я смогла бы найти в любых его каракулях что-нибудь, что рассказало бы о нем, что-нибудь неуловимо знакомое в его росчерках букв.
Наверняка Месье клеил мою мать, когда они были вместе на уик-энде хирургов в Джерси. Он упомянул о ней в первое же утро, лаская мою грудь.
— Не знаю, как сейчас выглядит твоя мать, но, когда я ее видел, она была очень красивой. Породистой. Мы много разговаривали.
(«Мы много разговаривали, — сказала мне мать, когда я задала ей вопрос в машине. — Он все время меня спрашивал о той или иной эротической книге. Меня это никогда не увлекало. Но он был очень милым. Хотя и говорил только о сексе, но был милым».)
— Я почувствовал, что между нами что-то происходит, мы хорошо понимали друг друга. Много смеялись.
(«Он мог быть просто невыносимым. Самодовольным. Даже заносчивым. Мы много смеялись, но, по правде говоря, мне никогда не нравился такой типаж».)
— Кажется, твоя мать только что рассталась с твоим отцом. Она чуть-чуть хандрила. Но в нашем отеле был также один израильский хирург, очень красивый,
(«Яков!»)
который понравился твоей матери. Это ее взбодрило.
(«Каким же он был красивым! — восторгалась моя мать, пребывая во власти воспоминаний. — Красивым как Бог и глупым как пробка. Но красивым!»)
— Попробуй задать ей вопрос, мне кажется, страсти у них кипели. Не знаю, правда, дошло ли дело до секса.
(«Ты хотела бы это знать, так ведь?» — бросила моя мать, как ей казалось, таинственным тоном, но даже это молчание говорило само за себя: между Яковом и матерью напряжение явно достигло своего апогея. И так ничего и не сказав, она продолжила: «Да, страсти кипели! Мы все время проводили вместе».)
— Представляешь, твой дядя, вечно опекающий свою младшую сестренку, ничего не замечал. Мы вешали ему на уши лапшу: рассказывали, что Яков провел ночь с какой-то девкой, хотя все прекрасно знали: последний человек, с которым его видели накануне, — твоя мать. Это было забавно.
(«Ты тогда была в разводе?»
«Нет, — ответила мать. — Тебе было десять лет, а развелись мы, когда исполнилось двенадцать».
Вот какой скелет Месье достал из шкафа моего маленького святого семейства. Он умел превратить мою жизнь в игру Cluedo [30] .)
— Я пальцем не тронул твою мать, — в итоге выдал Месье после долгого молчания, во время которого я всей душой молила об этом уточнении.
Тогда я спросила себя, смог бы он это сделать, невзирая ни на что. Ведь в ту пору он еще не знал, что будет спать с ее дочерью.
— Однако она была красивой. Не знаю, что меня удержало.
Мы все этого не понимаем.
— Но ты здорово на нее похожа. Особенно улыбкой. Только ты еще красивее. Видимо, тебе передалось что-то и от твоего отца: мне не все знакомо в этом лице.
У Месье есть близкая подруга, которой он рассказал о нашей истории, когда еще меня не видел. Судя по всему, она довольно недоверчива, поскольку посоветовала ему остерегаться двадцатилетней девицы, читающей те же книги, что и он, произносящей милые его сердцу слова, вызывающие у него желание и сводящие с ума. Но эта прозорливая подруга, видимо, не знает: в сорок шесть лет мужчина без труда освобождается от маленьких мимолетных интрижек вроде меня.