Но, поскольку удовольствие чудесным образом нарастало, для цивилизации здесь с каждой секундой оставалось все меньше места, и мир под моими опущенными веками становился более размытым, сердце билось сильнее, нервы напрягались до предела. Воздух словно загустел. И все вдруг стало более красивым, более теплым, словно, не отказываясь от Месье, я оказалась одна в этой комнате, не опасаясь ничьих взглядов. Словно в разгар моих занятий мастурбацией мне неожиданно катапультировали мужчину, способного украсить мой обычный ритуал своим членом, как метрономом, умеющим подобрать прекрасные слова для сопровождения моего бессвязного воркования. В тот момент, когда мое чрево уже начало судорожно сжиматься вокруг него, Месье, до сих пор тщетно испробовавший все способы повергнуть меня в растерянность, поступил самым отвратительным образом. Он, внезапно выйдя из меня, застыл как статуя, руками принуждая быть послушной, и принялся внимательно разглядывать свое творение, с гордо торчащим у живота членом, словно собирающимся проникнуть в собственный пупок.
— Прекрати сейчас же! — задохнулась я, придя в ужас от непристойности ситуации и предположения — довольно реального, учитывая обстоятельства: я настолько распахнута, что могу невольно втянуть в себя весь воздух этой комнаты.
Но Месье был мужчиной, и его мало волновали проблемы подобного рода, поэтому он оставался на месте, удерживая меня за колени, неторопливо разглядывая мой анус и киску, пока я в ужасе застыла от неловкости. А может, наоборот, он прекрасно осознавал, что из страха я не посмею пошевелиться. Вот так я оказалась лежащей неподвижно с неутомимо, почти лихорадочно дергающейся рукой, позволяющей мне не думать о том, как я выгляжу со всеми своими выставленными напоказ отверстиями. Я пищала:
— Войди в меня!
— Подожди, дай еще немного на тебя посмотреть, — повторял Месье, забавляясь тем, что водил своим горячим членом между моей попой и влагалищем.
— Пожалуйста, — мяукнула я, надеясь разжалобить его этой слащавой покорностью.
— Продолжай ласкать себя, — только и ответил он.
«Ладно, — подумала я, изображая послушание. — Но члена мне все-таки будет не хватать».
И поскольку завороженный Месье никак не мог оторваться от этого зрелища, я быстро выгнулась и сама насадилась на его член своим анусом, обхватив его спину ногами, чтобы отрезать все пути к отступлению. Тут же его длинная рука, которую я обожала и опасалась в равных дозах, устремилась к моей шее.
— Прекрасно, — произнес Месье, и, пока я поднимала к потолку широко раскрытые от удивления глаза, он заполнил мою киску неимоверным количеством пальцев, не переставая двигаться во мне в определенном ритме.
Существуют ли в мире слова, способные описать этот совершенный ритм, который они порой находят, каким-то чудом, после множества неудачных экспериментов? Ритм, который, кажется, совпадает с каждым сокращением всякой из этих таинственных мышц, словно предугадывая их частоту. К моим глазам подступили слезы.
— Какая ты шлюха, Элли, — улыбнулся он, когда я принялась повторять в безумном ритме, что скоро кончу.
Мое имя в его устах и в этом контексте звучало как прицельный удар тонкой плеткой. Я не могла сдерживаться достаточно долго (и один только факт, что мне приходилось сдерживаться, уже был победой над жизнью и всем миром), чтобы как следует расслышать его последнюю прекрасную фразу. Но я как будто припоминаю, что среди моих воплей, среди шума накатывающей волны, он произнес голосом, приближающимся к оргазму:
— Какая же ты мокрая, детка…
После этого я несколько секунд думала только о том, как вновь обрести дыхание, чувствуя, словно через плотную пелену тумана, свои влажные бедра и еще твердый член Месье. Купаясь в ощущении абсолютной наполненности, расслабленно валяясь на измятой постели, я пыталась перевести дух, неожиданно потеряв интерес к его действиям надо мной, к внезапной напряженности его члена среди моих уставших мышц. Только когда он впился ногтями в мои бедра, сжимая меня до синяков, я открыла один глаз. Оргазм Месье начался подобно дуновению ветра по поверхности воды: на моих глазах его торс, затем шея покрылись волной мурашек, и, словно в раздражении, его брови сдвинулись к переносице. Из-под полуопущенных век его темно-серые глаза искали мой взгляд.
«Господи, как же он красив», — отчетливо подумала я и, не в силах помышлять ни о чем другом, зачарованно смотрела на него. Этот нос с тонкими вздрагивающими ноздрями, еще недавно скользивший между моими коленями и ягодицами. Этот рот, всегда приоткрытый во время секса, с сочной нижней губой, упругой, словно изумительный женский зад. Эти длинные томные ресницы. Эта невероятно нежная, как будто девичья, кожа на безупречном мужском теле. Эта резкость в его чертах, жесткая красота лица, когда он вот так вибрировал надо мной, на грани капитуляции.
Месье больше не боролся. Месье цеплялся за меня взглядом, пока я ритмично сжимала анус, внезапно возбудившись от его вздрагивающих губ, млеющих глаз, которые иногда даже забывали открываться.
— Я сейчас кончу, — прошептал он, запуская пальцы в мои волосы.
«Я люблю тебя», — лаская его щеку ладонью, подумала я, прежде чем ответить:
— Давай.
И тогда он выскочил из меня, держа свой член в руке, на которой от напряжения проступили вены, кости, сухожилия, вся невероятная архитектура тела. Не в силах прервать свою комфортабельную неподвижность, я смотрела, как он бесконечно изливается на мою киску. Нереально белый цвет спермы блестел, словно слюна, на моих наконец-то насытившихся половых губах. На его члене выступила еще одна капля, которую я сняла кончиком пальца и поднесла ко рту, умоляя странно хриплым голосом:
— Обними меня, пожалуйста.
Тишина в этой желтой комнате была нежной, как тогда — во время сиест с родителями — мне было пять лет. Я не могла придумать, как красиво ее нарушить. Поэтому голосом, переходящим в шепот, сказала:
— Я не хочу разговаривать с тобой о банальных вещах. Мы так редко видимся, и я всякий раз ненавижу себя за то, что рассказывала тебе о своей учебе, однокурсниках, прочих дурацких вещах.
— Но меня интересуют эти дурацкие вещи, — возразил Месье, руки которого, сложенные крест-накрест на моей груди, не сдвинулись ни на йоту. — Мне интересно все, что тебя касается.
— Я хочу поговорить с тобой о литературе. Именно она связывает нас лучше всего. Но мне столько нужно с тобой обсудить, что не знаю, с чего начать.
Повернувшись к нему, я глупо добавила:
— Останься со мной хотя бы, пока мы не поговорим о Батае.
— Элли, ты в самом деле думаешь, что можно обсудить все творчество Батая, пусть даже за два-три часа? Нельзя просто так, с наскока рассуждать о литературе. Это нормально, что мы рассказываем друг другу о нашей жизни, подобные предварительные беседы необходимы.
— Да, но ты остаешься со мной так недолго, что у нас хватает времени только на эти предварительные беседы.