– Я хотела задать несколько вопросов…
– Пожалуйста.
– Вы занимаетесь проституцией?
– Среди прочего, да…
– А чем еще?
Ответа не последовало.
– Расскажите, пожалуйста, об Эрнсте Симмеле. Он ведь был одним из ваших клиентов, не так ли?
– Что вы хотите узнать?
– Интерес для следствия представляют всякие сведения. Например, в течение какого периода вы с ним… общались?
– Полгода примерно… с тех пор, как он вернулся.
– Как часто?
– Не очень. Раз в месяц, а то и реже… он чаще бегал к Кате.
– Кате Симоне?
– Да.
– Мы знаем… инспектор Кропке уже беседовал с ней.
– Я в курсе.
Она загасила сигарету в пепельнице и тут же закурила новую. «Какая гадость!» – подумала Беата Мёрк.
– Каким он был?
– Симмель? Как все толстосумы.
Беата нарисовала в своем блокноте толстый кошелек.
– Как он обычно связывался с вами?
Мария Зельник на мгновение задумалась.
– Обычно в тот же день. Никогда заранее не договаривался… звонил из кабака и спрашивал, можно ли зайти.
– А вы отвечали, что можно?
– Иногда – да.
Беата Мёрк мучительно искала, что бы еще такое спросить. Осознание, что на этот раз к допросу следовало подготовиться более тщательно, пришло слишком поздно.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Примерно за неделю до смерти.
– Каким он вам показался?
– Как обычно… похотлив, но быстро сгорает.
К своему ужасу, Беата почувствовала, что краснеет.
– Он имел обыкновение что-нибудь рассказывать вам?
– В смысле?
– Ну, о своей жизни… о семье, например. О своей жене…
– Никогда.
– Вы не спрашивали?
– С какой стати?
– И он… исправно платил?
Какой идиотский вопрос! Наверное, пора уходить, пока она не наломала дров…
– Естественно, платил. – Мария Зельник посмотрела на нее с насмешкой.
Беата с трудом взяла себя в руки:
– Вы не заметили ничего необычного? Чего-нибудь, что… могло бы иметь отношение к убийству? О чем нам необходимо знать?
– Например?
– Не знаю, – призналась Беата Мёрк. – Сколько ты берешь? – вырвалось вдруг у нее.
– По-разному.
– От чего это зависит?
– От того, как трахаться, само собой. Есть несколько вариантов, хотя, возможно, вы не очень в курсе, инспектор… кроме того, я работаю только с мужчинами.
«Ах ты говнючка! Радуйся, что я не наслала на тебя Баусена!»
Некоторое время Беата Мёрк сидела, пытаясь придумать еще какие-нибудь вопросы, которые можно было бы задать этой нахалке, но на ум ничего не шло.
– Спасибо за интересную беседу, – сказала она, поднимаясь. – Исключительно интересную. Не будь я при исполнении, меня, вероятно, вырвало бы на этот синтетический ковер.
Тем самым она, по ее собственному мнению, хотя бы частично восстановила порядок вещей.
13
В среду он позволил себе поспать подольше. Мог позволить себе такое удовольствие. Прошла неделя с тех пор, как он поставил точку в жизни Эрнста Симмеля, и пока ничего не указывало на то, что полиция взяла след. Абсолютно ничего.
Впрочем, примерно этого он и ожидал. Что с первыми двумя он справится без особых проблем, об этом он знал с самого начала. Однако с третьим ситуация приняла совсем иной оборот. Теперь все уже поняли, о чем речь. Это не однократное нападение, как они думали до убийства Эггерса. И жертва выбрана не наобум… действует человек, у которого в списке несколько имен.
Прежде чем справедливость будет восстановлена, голову сложат несколько человек. Во сне ему по-прежнему являлись образы, и, как он и ожидал, чаще всего ему снился третий. Тот, который еще жив и которому выпало быть третьим. Однако картинка получалась размытая; от него, этого третьего, не осталось в памяти четких воспоминаний. Разве что тот момент, когда он сидел на зеленом диване, с холодным взглядом и надменным лицом… молодой избалованный щенок из высших слоев, привыкший всегда выходить сухим из воды – по причине своего происхождения и положения в обществе. Там, где другие шли на дно, он всегда выплывал – в безукоризненно белой рубашке и с прической волосок к волоску… Этому сосунку было обеспечено мягкое приземление там, где любой другой разбился бы вдребезги. Черт побери, как он ненавидел эту самозваную аристократию! Этот третий хуже всех…
Сравнивая его с другими, он видел его имя, написанное огнем. В нем – корень зла. Самая большая вина лежит на нем, и ему – самая суровая кара. В том числе и поэтому дело требовало особо тщательной подготовки.
Надо как-то обозначить особую роль третьего… так, чтобы она стала очевидна всем – какая-нибудь яркая деталь, это входило в его планы с самого начала. Не ради других, они все равно не поймут… разве что придут в ужас… но ради самого себя.
И ради нее.
В первой половине дня он занимался практическими делами. Еще раз осмотрел свое оружие. Отполировал острие, пока оно не стало почти нереально острым… затем завернул его в тряпочку и спрятал в обычном месте. Спалил в камине плащ и шляпу – настало время переодеться в другой костюм. Затем он долго сидел за кухонным столом и курил, размышляя, как лучше поступить. Перебрав несколько вариантов, он решил выбрать немного артистичный способ. Да, это было связано с определенным риском, однако он убеждал себя, что риск все же минимален. Риск невелик, а с точки зрения сенсационности вариант, без сомнения, соблазнительный. Он ни на секунду не сомневался, что на этот раз станет героем дня и в теленовостях, и в газетах… во всяком случае, на один день… или на пару дней.
Странно, что он начал размышлять таким образом. Изначально он был движим совсем иными соображениями, но, наверное, прав был тот, кто сказал: «На миру и смерть красна». Разве главное – не сама борьба? Действие, игра…
Или он все же чего-то недопонял? Так или иначе, то, что происходит, приобрело несколько иной оттенок, которого он заранее не мог предугадать… и никак не рассчитывал. Неожиданно все это стало щекотать ему нервы, манить соблазнами, не имеющими никакого отношения к исходной проблеме.
К жизни. К смерти.
К необходимости.
Вечером он отправился побродить. Отчасти для того, чтобы осмотреться на месте, где ему предстояло действовать, отчасти – чтобы удовлетворить смутную потребность пройтись по городу. Своему городу.